Доченька. Возвращение

— И, разумеется, ты должна стать этой мамой, а наш дом — тем самым «идеальным домом»! — живо откликнулся Адриан. — Мари, к чему все это? С завтрашнего дня ты начинаешь работать в школе при аббатстве и будешь видеть эту девочку каждый день! Сколько я тебя знаю, ты всегда кого-то учишь читать и писать, если не утешаешь и уговариваешь, что ссадина на коленке скоро заживет. Я сказал тебе раз и повторяю снова: я не хочу усыновлять ребенка.

Адриан деликатно, но настойчиво отстранился, потом помог ей встать.

— Прости меня, Мари, но у меня нет других аргументов. Я хочу, чтобы ты поняла: тема закрыта!

Она внимательно посмотрела на него. Адриан был рассудительным человеком, умел владеть собой. Чувствительный и щедрый душой, он всегда старался поддержать того, кто нуждался в сочувствии и участии. Однако сегодня он показался ей упрямым, жестким и чересчур авторитарным.

Их взгляды встретились. Адриан первым отвел глаза и воскликнул:

— Не смотри на меня так! Я не чудовище! Я уважаю труд монахинь, которые отдаются душой и телом служению этим сиротам. Я достаточно часто бываю в приюте по делам, чтобы знать: у девочек все есть, и ласка, и внимание. И если ты будешь видеть их каждый день…

Мари нервно закивала и через пару секунд спросила:

— Адриан, что происходит? Стоит мне заговорить о Мелине, как ты начинаешь злиться!

В кухне повисла долгая тишина, если не считать теперь уже раздражающего тиканья часов и свиста чайника. Адриан провел рукой по волосам. Он был похож сейчас на человека, который готов броситься в воду, но еще колеблется, не зная, будет ли удачным прыжок. И все же он решил объясниться и заговорил серьезным тоном:

— Мари, случай с Мелиной особенный. Несколько дней назад я разговаривал о ней с матерью Мари-де-Гонзаг и… Скажем так, мы вспомнили обстоятельства рождения девочки. Я не должен был тебе рассказывать, но ты меня вынуждаешь. Мелина — плод насилия над женщиной. И прости, если я покажусь тебе человеком недалеким, но мне противна сама мысль об этом! Это ребенок, о корнях которого ничего не известно. Ее отцом может быть гнусный пьяница, а наследственность — это не шутка. Хочу тебе напомнить, что я врач и кое-что об этом знаю. Идея взять в свой дом девочку, которая, возможно, происходит из порочной семьи, мне совсем не нравится!

Мари в одно и то же время почувствовала облегчение и отчаяние. Одно только слово «насилие» всколыхнуло в ней жуткие воспоминания. Наихудшим же было отвращение, которое ясно читалось на лице Адриана. Она сказала едва слышно:

— Но ведь ее мать ни в чем не была виновата! На ее месте могла оказаться любая женщина, здоровая телом и душой, с которой подло поступил мужчина. Разве то, о чем ты говоришь, — достаточное основание, чтобы оттолкнуть Мелину, невинное дитя?

Адриан прошел к застекленной двери, выходящей в сад. Повернувшись к жене спиной, он сказал быстро:

— Да, это достаточное основание! По крайней мере, для меня. Я знал отца твоих детей. Пьер был честным, непьющим и работящим, хоть и гневливым. Я счел своим долгом воспитывать Лизон, Поля и Ману и делал это с радостью, потому что любил тебя.

Мари вздохнула. Ману… Так они звали Матильду, когда та была маленькой девочкой.

— Я все это знаю, Адриан! Для них и для нашей Камиллы ты всегда был прекрасным папой. Поэтому я считала, что ты можешь дать любовь и еще одному ребенку…

Голос Мари сломался. Она не могла больше сдерживать слезы.

— О Адриан, я никогда не просила тебя ни о чем настолько важном для меня. Не могу объяснить, почему меня так тянет к этой девочке! Она такая хрупкая, такая печальная… И это в столь юном возрасте! Я знаю, как ей бывает страшно, как больно ощущать себя одинокой в этом мире, каждое утро ждать чуда… Отца или мать, которые придут в аббатство и заберут ее домой. И это все никак не происходит! Не происходит, Адриан!

Адриан стремительно обернулся, пораженный отчаянием, которое звенело в голосе жены. Увидев, что Мари, как ребенок, трясется от рыданий, он поспешил подойти к ней, обнял ее и стал нежно баюкать, стараясь не смотреть на искаженное горем родное лицо.

— Любимая, дорогая моя, не плачь! Единственное, чего я не переношу, — это видеть, как ты страдаешь! Прошу, успокойся! И забудь о Мелине. Она не должна была попасть сюда, в обазинский приют. Тебе никогда не следовало ее видеть, но судьба посмеялась над нами!

— Что такое ты говоришь? — спросила Мари. — Что ты от меня скрываешь? Почему мне не следовало ее видеть? Ты знаешь что-то, чего я не знаю, это очевидно! И причем здесь судьба? Объясни!

Адриан вздохнул, изнемогая от бессилия и гнева. Он, возможно, и был кое в чем ограниченным, но и она оказалась — на редкость упрямой… Он отошел от Мари и стал ходить взад и вперед по кухне, стараясь собрать остатки самообладания. Удивленная Мари наблюдала за ним. Наконец она подошла к нему и изо всех сил сжала его руки:

— Адриан, успокойся и перестань сердиться! Скажи мне правду, я имею право ее знать! Ты пугаешь меня!