Доченька. Возвращение

Мари со стуком опустила поднос на садовый столик. Она рассердилась. Неужели она должна лишать себя приятного времяпрепровождения вместе с Нанетт и дочерьми только ради того, чтобы Матильда могла без помех расписывать достоинства своего любовника? И до какой же степени совершенства они дорастут, если никто ее не остановит? Откровенность дочери вывела Мари из себя. Но та едва ли заметила, как звонко стукнули стаканы, соприкоснувшись с кувшином. Все внимание молодой женщины было обращено на бабушку, а та, казалось, была на седьмом небе от счастья.

— Так он из тех, кто душится? — переспросила старушка. — Не таков был мой Жак! Он бы не брызгался одеколоном. Да и то сказать, брился-то мой муж раз в неделю, по воскресеньям! Но он бы точно не стал шуметь, скажи я ему, что беременна! Я беременела чаще, чем следовало, но только один ребеночек выжил! Я говорю о твоем отце, моем Пьере… Так что, моя курочка, соберись с силами и роди его на свет, своего малыша, уважь память отца!

Старушка замолчала. Плечи ее затряслись — Нанетт плакала. В силу возраста она не могла вспомнить мужа или сына без того, чтобы не пустить слезу.

— Старая я дура, реву как корова! Но ты меня расстроила своим рассказом! Виданное ли дело — мужчина отказывается от своего ребенка! У меня чуть сердце не остановилось!

— Бабушка, перестань, а то я тоже заплачу! Давай не будем больше себя мучить. Я легко вспыхиваю, ты же знаешь. Жиль кричал, я тоже… А я, выйдя из себя, разбила флакон в его салоне. Он просто взбеленился! Но он передумает — я имею в виду ребенка… Мы ведь так друг друга любим! Через пару дней, вот посмотришь, он придет просить прощения…

Нанетт и Матильда продолжали беседовать. Мари слушала вполуха и не участвовала в разговоре, который, к ее великому облегчению, теперь затрагивал более нейтральные темы. Глядя на дочь, она отдалась потоку воспоминаний. Вспомнила даже день, когда родилась Матильда. Это случилось в начале дождливой осени в «Бори». Она была очень красивым младенцем, но плакала даже с материнским соском во рту. Редкая ночь обходилась без крика. Уже тогда капризная и всем недовольная, Матильда требовала от родителей круглосуточной заботы и внимания. Ей было три месяца, когда от сердечного приступа умер Жан Кюзенак.

«Господи, как я тогда горевала! — думала Мари. — Дом был украшен к Рождеству. Мы были так счастливы… И мой бедный папа умер… Он даже не успел узнать Матильду…»

Церковный колокол пробил четыре раза. Буквально через секунду появился Адриан. Он обошел всех пациентов, и теперь у него было немного свободного времени до запланированных на вечер посещений. Он узнал машину Матильды, оставленную на площади. Ее приезд его удивил. Он сразу же направился в сад, где его близкие обычно проводили жаркие часы после полудня.

Не успел он сделать и трех шагов, как в коридоре послышался топот ног: Камилла и Мелина спустились его поцеловать, обе радостные и взбудораженные.

— Папочка!

— Папа Адриан!

Матильда заставила себя улыбнуться, но внезапно ее охватила безмерная печаль. Адриан приласкал девочек, прежде чем подойти к ней поздороваться. Матильда была разочарована. Она ощутила укол ревности, и это случалось с ней не впервые…

***

— Мари, когда ты перестанешь считать Камиллу и Мелину невинными созданиями, которым ничего нельзя говорить и объяснять? Ты становишься смешной!

В очередной раз Адриан критиковал жену за ее попытки оградить девочек от реальной жизни. Впрочем, он прекрасно понимал, из каких побуждений супруга старается сделать так, чтобы дочери жили в идеальном мире.

Супружеская спальня всегда была тем местом, где они делились радостями и заботами, однако случалось здесь звучать и упрекам, и тогда назревала гроза.

— Прошу, не расстраивай меня еще сильнее! — взмолилась Мари. — Все идет не так, как мне хочется, хоть плачь! И сейчас не время для упреков!

— Ты преувеличиваешь, дорогая! Я просто хочу открыть тебе глаза на твои собственные поступки. Со старшими дочерьми было по-другому, я прекрасно это помню. Увы, ты упрямо видишь в Камилле и Мелине наивных девочек! Но подумай сама! Камилле восемнадцать, и она поступила в Эколь Нормаль. За годы учебы в лицее она успела узнать, что такое жизнь! Что до Мелины, то тут дело еще хуже…

Шокированная Мари возмутилась:

— Как это — «еще хуже»? Что это ты придумываешь про Мелину? Скажи лучше, что ты просто ее не любишь! Это ясно как день. И ты глаз с нее не спускаешь!

Адриан сердился все больше. Мари не только не хотела понять — она делала все возможное, чтобы переменить тему разговора, которая ей не нравилась. Он откинул простыню и сказал со вздохом: