Дочь воздуха

Диво дивное из древности
Манит,
Девой мается в заветности
Ракит,

Память чья недолга и
Легка,
Чья любовь, как горная
Река.

Рейнеке подмигнул дочери воды и замолчал, перебирая струны.

— О, нет! — застонали заворожённые русалки. — Не молчи, смертный, пой ещё! Рейнеке покачал головой. Тогда поднялась на колени сидящая справа русалка и тоже обняла его колени. В руках её словно сама соткалась причудливая раковина.

— Спой для меня, сын земли, о, пой для меня, и я одарю тебя, как никому не снилось.

Маг покачал головой.

— Не отвергай мой дар, человек, вот, взгляни только! Сестра дала тебе жемчуг — хорошо, а я дам раковину: у кого она будет, тот сам никогда не потонет, и друзья его не потонут, и родичи. Возьми, сын земли, сыграй для нас!

— На что ему этот дар? — буркнула я. — Узнают люди, отберут, а его зарежут.

— Нет, сестрица, нет. Не такой этот дар. Отобрать-выманить нельзя, кто украдёт — все потонут, и раковина вернётся. Пой, смертный, спой для нас!

Маг кивнул, и дева сложила дар у его ног, рядом с жемчугами сестры. Волшебник продолжил играть, и я услышала смерть и угрозу в его песне.

Не припомнят её имя
Стар и мал.
Кто в объятья стылые
Попал,

Не воротится, зови иль
Не зови.
Смертью воглою дары её
Остры,

Как глоток воды студёной
Поцелуй,
Светлы волосы, плетённые
Из струй…

Рейнеке снова замолк, и снова застонали русалки. Но он молчал и только улыбался, перебирая струны.

— О, я знаю, чего ты хочешь! — оживилась первая русалка. — Я знаю, человек. Ты хорошо пел для нас. Хочешь — отпустим тебя, о, да. Не будем плясать, не будем щекотать, отпустим, ведь ты так хорошо поёшь. Только не молчи, о, пожалуйста, не молчи, ведь твой голос слаще мёда.

Маг покачал головой, не переставая играть, и метнул на меня странный взгляд.

— Этого мало, — хмуро произнесла я.

— О, сестрица, не будь так жестока! — взмолилась вторая русалка. — Пусть он играет для нас, пусть поёт. Мы не тронем ни его, ни его родных. В ком ни почуем его кровь — того отпустим. Но пусть он не молчит, о, сестрица!

— Этого мало, — упорствовала я.

Тогда третья сестра, сидящая по левую руку от мага, поднялась на ноги и обвила его своими белыми руками. Маг едва не сбился, и в глазах всех трёх сестёр замерцал голодный, жадный огонь. Однако Рейнеке справился с собой и продолжил играть.

— Тогда мы придём на помощь тебе, сын земли, — посулила третья русалка. — Когда только ты захочешь, о смертный. Вот, взгляни, я даю тебе зеркало. Только направь его на огонь, да скажи заветные слова — польётся из него вода, и зальёт любой огонь, даже если сбегутся в него голодные саламандры. Никто не отберёт его у тебя, возьми же мой дар и пой для нас, смертный.

— Сперва скажи заветные слова, — потребовала я.

— Скажу, сестрица, скажу, — переливом струй засмеялась русалка. — Твоему мужчине скажу. За поцелуй. Он ведь сам просил нас, помнишь?

— Он вовсе… — начала было я, но русалки только рассмеялись. Маг смотрел на меня поверх гитары, одурманенный голосами дочерей воды и собственным пением. Ночное волшебство захватило его и вело за собой. Одна русалка мягко отняла его руки от гитары, другая взяла инструмент. А третья прижалась к губам волшебника. Поцелуй длился долго, бесконечно долго, целую вечность, и я смотрела, как заворожённая, не понимая, что со мной творится. Неужели так захватила меня земля, что я стала злой и жадной, как люди? Неужели мне больно?

Русалка оторвалась от губ человека, когда сердце моё, казалось, уже разрывалось в груди. Шепнула что-то на ухо и хлопнула в ладоши. Её сёстры вернули гитару, а сама она наклонилась и сложила волшебное зеркало у ног человека. Выпрямилась — и снова обняла его, насмешливо глядя на меня.

— А теперь пой для меня, сын земли, — приказала она. И маг запел, подчиняясь одним только звукам её голоса.

— Ляг спокойно, убаюканный,
На дно,
Что чарующими звуками
Полно,

Выдохни сомненья
Из груди,
Все земные пренья —
Позади.

Бархатный голос мужчины убаюкивал, как и тогда, когда мы уходили от эльфов, но на этот раз не сон он сулил, а блаженство вечного покоя.

— Всем делам былым
Окончен счёт,
Всё, что совершил —
С тобой уйдёт,

И дыханье девы
Неземной
Станет просто пеною
Речной3.

Едва он сказал последнее слово, вдалеке, на заставе, запел петух, и русалки превратились в струйки воды, которые с тихим звоном стекли в ручей.

Волшебник подобрал свои дары и подошёл ко мне. Да не ко мне, а к своему походному мешку, развязал его и принялся бережно укладывать туда волшебные вещи. Я отвернулась. Сын земли… человек… русалочьи подарки больше спутницы ценит.