Дочь солнца. Хатшепсут

   — Смотрите сами. Каждый из этих людей, Q которых вы говорили — судьи, сборщики налогов, чиновники, надсмотрщики, — каждый должен ежегодно платить взнос за право остаться на своём посту. Вы знати это? Взнос во дворец — самой Ма-ке-Ра, чтобы она могла воздвигнуть очередную собственную статую перед её храмом. — Темноглазый незнакомец умолк, пытливо заглянул в лицо каждому, но все дружно промолчали. — А что было бы, если бы эти взносы уменьшились? Если бы каждому чиновнику позволили оставлять всё жалованье себе? У него не было бы нужды брать взятки. Он мог бы хранить своё достоинство и помнить о справедливости. — И снова на его лице возникло загадочное выражение. — У такого чиновника было бы достаточно денег, чтобы стать честным человеком. Что, разве не так?

«Умно. Он действительно очень умён, — думал корзинщик, пока его пальцы механически сплетали прутья. — Весьма необычный молодой человек. И как он сумел всё так быстро сообразить? А никто из нас даже не задумывался о таких вещах...»

   — Друг мой, — сказал виноторговец, — ты думаешь, это правда? Что голодный человек не может быть честным?

   — Не очень красиво, правда, старина? — Молодой человек пожал плечами. — Возможно, бывает и по-другому.

   — Но ты думаешь именно так?

   — Я думаю, что всё на свете можно делать двумя способами, и один из них лучше другого. Можно до смерти забить упавшую лошадь за упрямство, а можно потратить столько же сил на то, чтобы помочь ей встать на ноги. Пожалуй, первый способ более справедлив, но лишь второй поможет телеге доехать до рынка. — Молодой человек улыбнулся. — Я считаю, что глупо не обращать внимания на природу человека, когда ты пытаешься править людьми. Или хочешь, чтобы, они на тебя работали.

   — А ведь верно, — захлопал глазами виноторговец.

Гончар, который прислушивался к разговору, перегнувшись через свой прилавок, вдруг спросит:

   — Эй, друг, что ты там говорит про своё ремесло? Ты писец, верно?

Молодой человек дружелюбно посмотрел на него и лаконично ответил:

   — Я этого не говорил. — Прежде чем кто-либо успел развить эту тему, он снова заговорит о налогах: — Я думаю, надсмотрщики делают только то, что они должны. Мы стонем, но платим. Вернее, платили в прошлом году... и в предыдущие тоже. Потому что урожаи были хорошие. Но в этом году... — Он красноречиво пожал плечами и возвёл, глаза к небу, неумолимо напоминая о последнем половодье. Вода поднялась значительно ниже обычного, и это не сулило ничего хорошего. — В этом году мы можем застонать куда громче. А если Ма-ке-Ра и в следующем году не сумеет вернуть Нил вспять... Добавьте к нынешним налогам два неурожайных года, и начнётся голод. — Чёрные глаза молодого человека пытливо изучали лица собеседников; затем он выпрямился и посмотрел на солнце. — Который я ощущаю уже сейчас. Есть на этом рынке палатка пекаря? Или торговца луком?

   — Останься и поешь со мной, дружище Тот! — быстро предложил корзинщик. — Едя не ахти какая, но...

Молодой человек посмотрел на него, и на сей раз в его улыбке не было ничего необычного.

   — С радостью! — сказал он и слегка поклонился.

Как ни странно, от этой улыбки у корзинщика поднялось настроение. Он встал и провёл гостя в заднюю часть своей палатки. Честно говоря, еды было в обрез, но уж больно корзинщику не хотелось расставаться с этим молодым человеком.

* * *

Хлопнули садовые ворота. Майет перестала разглядывать своё отражение в пруду, подняла глаза и увидела шагавшего к ней Тота. Он на ходу скинул страшно запылённый плащ. Под плащом обнаружилось грубое белое шенти, а над плащом — простой прямоугольный чёрный парик. Вот и всё — ни драгоценных камней, ни золота, ни браслета, ни нагрудника, ни диадемы. Его ноги были босыми, смуглыми и очень грязными.

Бросив плащ там, где он упал, Тот остановился рядом и улыбнулся.

   — Ну? На кого я похож, маленькая?

   — На самого себя. Только грязнее обычного.

   — Ма-ке-Ра всегда говорила, что у меня фигура крестьянина, — насмешливо заметил он.

   — Что ты делал, Тот?

   — То, чего никогда не делала она. Ходил в город. Открывал Фивы, о Существовании которых она и не подозревает. — Он опустился на траву, откинулся на локти, посмотрел на Майет снизу вверх и совсем другим тоном сказал: — Иди сюда, любимая.

Она опустилась рядом и радостно устремилась в его крепкие объятия. Тот редко бывал нежным: его любовь была бурной, пылкой и требовала полной капитуляции... на что Майет была согласна всей душой. Сегодня его губы были такими жадными, как будто он хотел овладеть ею прямо здесь, на траве. Возможно, так оно и было. Ну и пусть. Майет это нисколько не пугало. Она была поглощена наслаждением. Несколько мгновений спустя она очнулась, почувствовала, что щёку колет трава, лениво открыла туманные глаза и увидела суровый взгляд Тота.

   — Майет, где твоя диадема?

Её пронзило чувство вины. Она лежала в его объятиях и пыталась вспомнить.

   — Где я её оставила?.. Знаю! На ветке вон того тамариска. Она так красиво висела... Тот, я оставила её только на минутку.