Дочь солнца. Хатшепсут

   — Они ответят! — усмехнулся Тот. — Среди них есть жрец, и я послал ему взятку.

   — Взятку? — отозвался Рехми-ра. — Что-то из ваших вещей? Вы думаете, они не узнают её?

   — А ты как думаешь?

   — Тогда они будут знать, кто на самом деле задаёт вопрос!

Тот посмотрел на их встревоженные лица.

   — Понимаю, — сказал он, — вы думаете, что царь не должен так себя вести, что мне следует быть выше таких действий, что я не должен опускаться даже до того, чтобы выяснять, какое ещё зло она затевает против меня. Я угадал?

   — Тьесу, мы просто думаем, что это может не касаться вас, — сказал Амену. — Несколько носилок во дворе... несомненно, она хочет пожертвовать какие-то сокровища своему храму и сделать это ночью, тайно. Это, пожалуй, логично.

   — И жрец, прислуживающий мёртвым, будет показывать путь! И сокровища понесут в храм, в котором пока что есть только пол из грубого камня и наполовину возведённые стены!

   — Ну хорошо, тогда всё это понесут к какой-нибудь гробнице! В любом случае...

   — Ладно, Рехми-ра, — сказал Тот устало, — что сделано, то сделано.

Он повернулся к друзьям спиной, вошёл в спальню, посмотрел на игрушечную галеру и, не в силах оставаться на месте, прошёл в гостиную. «Кому я сегодня скажу? Гибнет вчера, гибнет...»

Он продолжал беспокойно метаться по комнате, пытаясь выкинуть из головы неотвязные стихи и овладевший им страх, когда в дверь постучали. Вошедший слуга даже не пытался изобразить почтение и смотрел прямо ему в лицо. Тот стиснул зубы; он медленно пошёл навстречу слуге и глядел ему в глаза до тех пор, пока он не склонил голову.

   — Ну? — произнёс Тот.

   — Это перезахоронение, господин.

   — Что?

   — Перезахоронение. — Слуга продолжал нагло смотреть прямо на Тота. — По приказу Его Величества Ма-ке-Ра тело её отца Тутмоса Первого, да будет он радостен три тысячи лет, завтра перед рассветом будет доставлено в новую гробницу, которую Её Величество построило для него.

   — Новую гробницу... — тупо повторил Тот. — А что случилось со старой?

Слуга заколебался было, но наконец сказал:

   — Там лежит Немощный.

Наконец всё стало понятно. Торжествующая рука наносила по его лицу последний удар, вот что это было.

Тот стоял молча, ощущая, как всё в нём ломалось, обрушивалось подобно гнилому дому. Вдруг мощным ударом в нахальный рот он сбил слугу с ног.

   — Тьесу! Ради нежного имени Мут... — хором воскликнули его друзья, стоявшие в двери спальни. Тот не глядя улыбнулся им.

   — А что? Разве это не поступок царя? Парень оказался настолько нагл, что принёс плохие новости. Вы сами говорили, что я должен, пока жив, вести себя по-царски. Боги, как я хочу умереть. Как я хочу умереть...

Протиснувшись мимо них, он вышел на балкон и, спотыкаясь, побрёл вниз по наружной лестнице. «Боги, неужели она никогда не удовлетворится? — думал он. — Она захватила мою корону, мою армию, опозорила меня перед всем миром. Она превратила меня в лиллу. Во имя Амона, что ей ещё нужно? Доказать, что меня никогда не было на свете? Что даже моего отца никогда не было на свете?.. Да, именно это ей и нужно...»

За спиной послышались торопливые шаги.

   — Не ходите за мной! — хриплым голосом приказал Тот не оборачиваясь и пошёл в сторону дворцового фасада.

   — Мой отец, мой бедный отец, мой одинокий отец, — повторял он про себя. — Лишённый всего, опозоренный, уничтоженный...

Никогда отец не казался ему таким близким. Словно его вновь окутывал покров Кени, сливая воедино две сущности. Добрый Бог похож на его отца... И это правда. «Все, кто говорил это, были правы, — думал Тот. — С самого начала мы были похожи. И теперь, когда для нас обоих всё заканчивается, мы всё так же похожи друг на друга...»

Тот вошёл в Большой двор и сразу остановился, ошеломлённый переполнявшей его пёстрой суетливой толпой, шум которой он слышал издалека. Он совершенно забыл о сокровищах Пунта. Над головами спешивших куда-то, подпрыгивавших и громко переговаривавшихся людей он видел мирровые деревья и изогнутые слоновьи бивни, которые несли на головах носильщики. Через сплошную преграду из растопыренных локтей, маслянистых коричневых плеч, вереницу носильщиков и стиснутые потные тела Тот пробился на другую сторону двора. Ворота за ним захлопнулись; он достиг приюта в любимом саду.

Там были лужайки, плавно покачивавшиеся акации, цветы и знакомые дорожки, там пахло солнцем и кирпичами, там была увитая виноградом беседка. Там был пруд и тамарисковое дерево.

Он побрёл вниз по склону, исполненный тоски и ощущения потери, столь же острым, как боль от раны.