Дочь полка 2

— Человек только-только оклемался, а вы его обратно на больничную койку решили положить?! — убрал руки за спину Александр. — Сами знаете, что он это не контролирует! Знаете, что нужно делать в таких ситуациях! Так мне интересно, почему вы его не проводили и допустили то, что он ушёл?! Я вас спрашиваю! Летаев, в глаза мне смотреть!

Да… Никому не пожелаешь встретить командира в таком настроении. Он хоть и спокойный на вид, но если его довести… Тогда влетит от него всем больше, чем от постоянно вспыльчивого человека. Из всех провинившихся, тяжелее, кажется, было Фокину. Егор изначально просил отвести Липтенко на место. Он оказался не в то время, не в том месте и не в той компании.

— Немцы лезут, не кончаясь, наши ребята гибнут, а в батальоне происходит такое! — продолжал Александр. — Вы дети малые?! Веселье пробрало?!

В этот момент даже Летаев не был похож на самого себя. Он стал заметно серьёзнее. Опасался даже лишний раз вздохнуть, не то, что пошевелиться или ответить. Хотя, чему тут удивляться? Командир всё — таки. С рядом стоящими Макаренко и Комаровым была та же история. Егору повезло куда больше: он находился с краю, дальше всех от эпицентра разноса, то есть, самого Резанцева. Боец имел уникальную возможность — смотреть не на командира, а просто пялиться в стену. Да, эта стена была гораздо лучше. Она так завораживала, так и просила на неё уставиться. Оказывается, дерево бывает таким красивым и удивительным. Взгляд не оторвать. В такие моменты даже треснувшая старая пепельница будет привлекательной. Хотя, возможно, для Сорокина такой предмет будет радовать глаз во все времена. С него станется. Казалось, что запал Резанцева никогда не закончится. У провинившихся было ощущение, что они стояли тут уже вечность. Каждый испытывал ужасный и дерущий стыд. На них сейчас ругаются, словно на провинившихся школьников. Совсем неудобно получилось. Но самое главное было то, что бойцы понимали свою вину. Нельзя было так с товарищем поступать.

— С завтрашнего дня у меня будете пахать, как проклятые, — закончил командир, — если уж у вас сил столько много, что девать некуда, — он взглянул на наручные часы. — Точнее, уже работать будете сегодня, — больше с грустью, чем со злостью произнёс он.

Наконец, солдат отпустили. Александр сел на лавку и потёр руками лицо. Спать хотелось невыносимо. На улице уже стало светлеть, солнце потихоньку поднималось на своё законное место на небе, вытесняя луну. А ведь светило даже не понимает, что её ночному сменщику сегодня было очень весело наблюдать за смешными и крохотными людишками в третьем батальоне.

* * *

Как это обычно и происходит, после очередной ночной прогулки, Липтенко был не в настроении. Пока все солдаты трудились и общались, (а провинившаяся пятёрка работала усерднее всех), Лунатик прибывал где-то в своём мире. Сегодня ночью он произвёл настоящий фурор. Превзошёл самого себя, как говорится. Дальше — только к немцам пёхом уйти или ещё что похуже. Ну, до фрицев вряд ли дойдёт, далеко всё-таки. Да и пристрелят раньше. Хотя, раньше Матвей даже представить себе не мог, что в очередном приходе лунатизма, свалится в землянку к самому командиру. Ладно бы в какую-нибудь другую. Но именно к командиру! Почему так произошло? Как так повезти в жизни может? Но, несмотря на ночные события, в батальоне никто об этом не говорил. Видимо, все считали неуместным сейчас шутить. Или бойцы опасались лишний раз злить Резанцева, который сегодня тоже был не в духе. Конечно, поспать за сутки меньше часа. Липтенко взглянул на свой ремень и провёл по железной пряжке пальцем. «Может себя к лавке как-нибудь привязать, чтобы встать вообще было невозможно?» — неожиданно пришла в голову ему идея. А что? Неплохая мысль, правда на фронте это неудобно. Может, понадобится вскочить посреди ночи и побежать сражаться, а ты тут пристёгнут. Даже спросонья не поймёшь, что к чему. Ноги связывать Матвей уже пробовал. Так что из этого вышло? В первый раз сработало: как только он встал с кровати — свалился на Фокина. А вот во второй раз уже не прокатило. По словам бойцов, Липтенко сел, развязал ноги и пошёл дальше бродить. Такое ощущение, что во сне в нём пробуждается совершенно другой человек. И что этот человек хочет — непонятно. Может быть свободы? Какой? Все двадцать с чем-то лет он не успокаивается и выходит ночью. Что дома, что на фронте. Где то, что его так волнует? Его невесёлые мысли прервал тяжёлый удар ладонью по спине. Это был Разан Базаров. Солдат прищурил и так узкие глаза и широко улыбнулся:

— Там сейчас Женька играть будет, — сказал он. — Все уже собираются на перерыв.

— Спасибо, я не пойду, — ответил Матвей.

— Отказываться нехорошо, — облокотился на дерево рядом татар. — Музыка — прекрасное дело.

— Я это знаю.

Разан замолчал и поглядел вдаль, где возле полевой кухни уже начали петь «Смуглянку». Правда, в этой песне гитара не принимала участие. Бедный Василенко так и не смог подстроиться под неё. Но бойцы и так неплохо справлялись без инструмента.