Дочь олигарха

На рождественский ужин у них бурый рис с печеной рыбой и брокколи. На десерт – самодельный шоколадный мусс. Ингредиентов в муссе всего два – яйца и горький шоколад. Он стоит в холодильнике с раннего утра, когда тетя Соня разделила яйца на белки и желтки и растопила шоколад, слушая английский хор по третьему каналу.

Рождественским утром тетя Соня дарит Наташе книгу в мягкой обложке под названием “Лондон-град” – про русского олигарха, который приезжает в Лондон. “Тут все правда”, – говорит она. Еще тетя Соня дарит ей черное платье от Пьера Бальмена с золотыми пуговицами, французский размер 36, пару босоножек на тонких ремешках от Версаче, помаду от Шанель оттенка “Монте Карло” и пару маленьких сережек с бриллиантами. Под конец вручает ей подарочную коробку из магазина “Нет-апорте”. “Это от отца”, – говорит тетя Соня. Внутри – крупный браслет от Де Гризогоно из белого золота с черным бриллиантом, похожий то ли на веер, то ли на змеиную голову. Таш не уверена, нравится ли ей браслет, но все равно надевает его. Потом тетя Соня велит ей положить в сумку все эти вещи, зубную щетку и что там еще может понадобиться из туалетных принадлежностей, когда ты красивая пятнадцатилетняя девушка с прекрасной кожей. Немного белья, лифчик, наверное, не нужен, но с таким платьем идеально будут смотреться стринги. Заклеить скотчем соски? Пожалуй.

На рождественский обед они отправляются в закрытый клуб в Сохо. Таш гадает, что бы делала тетя Соня, если бы не она. Большинство остальных гостей приходят веселыми компаниями, столик на двоих только у них. Еще она гадает, где, интересно, ее отец и скучает ли по ней мать. Мать сейчас наверняка в деревне у бабушки, курит во дворе у дровяного сарая, щелкает звонкими длинными ногтями по экрану телефона. Таш она больше не звонит и не пишет. Дожидается, пока та сама позвонит, и отвечает странным фальшивым голосом – наверное, считает, что именно такого голоса ждет от своей матери дочь, переехавшая в Англию, а может, даже наоборот – как раз такого не ждет. Все ужасно запутанно. “Ты там уже англичанка? – спрашивает мать. – Богачка? Отец тебе наличных хоть дал или только наобещал с три короба?” Таш не знает, что ответить. Это была не ее идея – приехать сюда. Отец прислал денег, и мать организовала все через адвоката в Лондоне, мистера Росса.

– Ну как там твои теории, продвигаются? – спрашивает тетя Соня, потягивая из бокала “Снежок”[31].

Наташа вздыхает.

– Я вам расскажу кое-что, только вы, пожалуйста, не сердитесь.

Тетя Соня пожимает плечами. Делает глоток “Снежка”. Переходит на русский.

– Смотря что скажешь.

Таш вертит на руке браслет.

– Я видела в инстаграме фотографии мертвой девочки.

Тетя Соня вскидывает татуированную бровь.

– В смысле, не по-настоящему ведь?

– Ой, нет. Нет-нет-нет. На фотографиях она была еще живой. Но там везде стояли эти хештеги – типа “анорексияприди” и “голодаю”, вот это все.

Это произошло случайно. Таш залезла в инстаграм после лекции Анастасии. Просто посмотреть внимательнее на этих худеньких красивых девочек и подумать о них. Подумать об их ребрах и о том, хочется ли ей самой тоже иметь такие ребра, и что делать, если хочется. Она рассматривала фотографии дольше, чем планировала, и в тот момент, когда ей показалось, что она видела уже всех анорексичных девушек на земле и прочитала все их пугающие списки #целей, она прошла по хештегам в самую глубь и там, под одним из самых странных хештегов, увидела ее – Бьянку.

– Не самые счастливые хештеги, – говорит тетя Соня. – Ну, рассказывай дальше.

– В общем, в основном у нее там были селфи. Она много фотографировала себя в танцевальной студии, там куча зеркал. Но…

– Что?

– Короче, некоторые фотографии явно сделал кто-то другой.

– Друг?

– У нее не было друзей, кроме девочек из наших двух спален.

– И ты думаешь, фотографировал кто-то другой?

Таш кивает.

– Да.

– Почему ты так уверена?

– Ну потому что… Не знаю. Она всегда скрывала, что у нее проблемы с едой. Даже никогда не раздевалась при нас. К тому же некоторые снимки были сделаны с напечатанных фотографий. У нас тут ни у кого нет бумажных фотографий. Они такие, края немного приподняты, как настоящие. Типа, как из полароида. И некоторые были вставлены в рамки – в обыкновенные, как на картинах.

У одного английского друга Наташиной матери был полароид. Людмила надевала купальник, сверху накидывала шубу, втягивала живот и позировала на кухне или на балконе, и дым с завода портил ей прическу.

– А подписи? Что там было?

– Очень грустные, – говорит Таш. Она не знает, стоит ли делиться тем, что там прочитала. И тут же понимает, что ведь посты были открытые. Как странно, что кто-нибудь может смотреть на эти фотографии и не догадываться, что девушка, которой они любуются, мертва: девушка в белых трусах и лифчике, лежащая на двуспальной кровати со смятой белой простыней, скульптурой лошади и озером на заднем плане. – Например, “я хочу уплыть”. Еще что-то про Офелию из “Гамлета”. И что-то про черный бриллиант.

– Ты читала “Гамлета”?