Дочь обмана

— Нет. Она не была расстроена. Ее переполняла радость. Я ясно представляю ее скачущей по дороге, смеющейся и поющей от радости. По крайней мере, она умерла, ликуя.

По щекам Нуну текли слезы.

— Я никогда не забуду ее, мою умную и красивую девочку.

Я была в восторге: «Завтра же поеду к Жерару и расскажу правду. Я расскажу ему также об эскизах и картине, которые видела в мастерской Ларса. Теперь я смогу помочь ему избавиться от чувства вины».

Я не поехала в Париж, потому что на следующий день мы узнали новость. Император вместе со своей армией сдался в плен под Седаном.

В конце месяца пал Страсбург, одна из последних надежд французов. Мы слышали, что под Парижем было много германских войск, и понимали, что рано или поздно начнется штурм города. Мы очень беспокоились о Жераре, Робере и Анжели.

Немцы продвигались по Франции, подавляя на своем пути очаги сопротивления. Они захватили весь север Франции, и Париж оказался в осаде. Каждый день мы ждали появления у нас вражеских войск.

Мы очень сблизились с Мари-Кристин за это время. Ей уже исполнилось четырнадцать, и она была зрелой не по годам. Я пыталась, как могла, поддерживать в доме нормальную жизнь и каждый день давала ей несколько уроков. Это отвлекало нас от мыслей о том, что происходит в Париже. Иногда вдали слышалась перестрелка. Мы старались все время быть рядом.

Сотни раз в день я повторяла себе, что если мы останемся живы, я выйду замуж за Жерара. Я помогу ему понять, что он никоим образом не повинен в смерти Марианны. Нуну все объяснила. Я попытаюсь забыть Родерика и начну новую жизнь. Мари-Кристин будет очень рада, если я выйду замуж за ее отца.

Эта ужасная катастрофа, обрушившаяся на Францию, помогла мне понять, что нужно делать. Каждый день я думала о том, сколько еще продлится война. Мы узнали, что Париж подвергся бомбардировке, и я не переставала беспокоиться о том, что происходит в мастерской. Собираются ли все еще там друзья Жерара? Конечно, теперь они говорят не об искусстве, а о войне. Они думают о том, где достать какую-нибудь еду — мы слышали, что в столице начался голод.

Нам повезло — вражеская армия прошла мимо. Мы были окружены прусскими войсками, хотя и не видели их, но знали об этом. Мы не могли уходить далеко от дома и каждый день и час ожидали гибели, но мы выжили. Потом мы узнали, что пруссаки в Версале. А в январе, под угрозой голода, Париж пал.

Был очень холодный день, когда мы с Мари-Кристин приехали в Париж. Нас привез один из кучеров. Его дочь жила в Париже, и ему не терпелось поскорей найти ее. Этот день принес нам большое горе.

Сначала мы поехали к дому Робера. Его больше не существовало. На месте дома была большая яма, куча битого кирпича и камней. Мы встретили несколько человек на улице. Но никто из них не мог сказать, что стало с жильцами дома. Казалось, никто не был удивлен, что дом превратился в руины. Многие дома в городе были в таком же состоянии.

— Давай пойдем в мастерскую, — предложила я.

С огромным облегчением я увидела, что здание цело. Меня ужасала мысль о том, что я могу снова увидеть развалины.

Я поднялась по лестнице, постучала в дверь. Ответа не было. Я подошла к двери напротив. К моей радости, на стук дверь открыл Ларс Петерсен.

— Ноэль! — воскликнул он. — Мари-Кристин!

— Мы приехали при первой же возможности, — сказала я. — Что случилось? Наш дом разрушен. Где Жерар?

Я никогда не видела его таким мрачным. Казалось, это совершенно другой человек.

— Входите, — пригласил он.

Он провел нас в знакомую студию, где были мольберты, тюбики с краской, шкаф, в котором хранились портреты Марианны и эскизы к ним.

— Разве Жерара здесь нет? — спросила я.

Он молчал.

— Ларс, — сказала я. — Пожалуйста…

— Если бы он остался здесь, все было бы в порядке…

Я тупо смотрела на него.

— Но в Париже везде было опасно. Это было просто невезение.

— Что? — заикаясь, спросила я. — Где?

— Он был в доме у дяди. Он беспокоился о нем и о матери. Он хотел, чтобы они вернулись в деревню. Но это было невозможно. Конечно, во всей Франции не было безопасного места. Война ужасна. Она все разрушает. Жизнь была такой прекрасной…

— Расскажи о Жераре!

— Он был там. И больше не вернулся. Дом был разрушен, и все погибли.

— Умерли? — прошептала я.

Ларс отвернулся.

— Прошло два дня, и он не вернулся. Тогда я пошел туда и все узнал. Погибли все, кто был в доме. Сказали, что было девять человек.

— Жерар, Робер, Анжель и все слуги! Не может быть!

— Такое происходило повсюду. Погибали целые семьи… Это война!

Я повернулась к Мари-Кристин. Она смотрела на меня ничего не выражающим взглядом. Я подумала: ребенок лишился всей своей семьи. Я обняла ее, и мы прижались друг к другу.

— Вам нужно ехать обратно, — сказал Ларс. — Здесь нельзя оставаться. Сейчас здесь тихо, но Париж уже не тот.

Я не помню, как мы добрались до Серого дома. Кучер сиял от счастья, когда приехал за нами. Он нашел свою дочь и ее семью. Они все уцелели при бомбардировке Парижа. Но когда он услышал о том, что произошло, его восторг сменился ужасом.