Дочь обмана

— Я никогда не избавлюсь от чувства вины. Она была в таком отчаянии, когда убегала! Конечно, не потому, что любила меня… Она поняла, что ее уютная жизнь ускользает от нее. Вернуться в свой прежний старый дом? Но она сбежала оттуда и меньше всего на свете хотела бы вернуться. Она могла бы уехать в Париж и стать профессиональной натурщицей. Но она была ленива и избалованна…

— Жерар, — прервала я его. — Все это в прошлом. Ее больше нет. Вы должны все забыть. Не думайте больше о ней.

— А вы — о Родерике.

Я не ответила, и он сказал:

— Видите, как легко давать советы другим и как трудно самому им следовать.

— Да, всегда кажется, что знаешь, как решить чужие проблемы. Только для своих нет решений.

— Я должен забыть Марианну. А вы должны забыть Родерика. Ноэль, может быть, нам стоит сделать это вместе?

Я удивленно посмотрела на него.

— Вместе? — пробормотала я.

— Да. Я полюбил вас. Те дни, которые мы провели вместе, были чудесными днями. Почему бы нам не быть вместе всегда?

— Вы имеете в виду?.. — Я смолкла на полуслове.

— Я имею в виду, почему бы вам не выйти за меня замуж. Моя жизнь изменилась с тех пор, как появились вы… Изменилась во всем. Я знаю, что вы будете продолжать думать о Родерике. Но он ушел из вашей жизни. Он никогда не сможет вернуться. Вы не можете тосковать о нем вечно. Нужно начать жизнь заново. Это шанс для нас обоих.

Он с мольбой смотрел на меня. Мы по-настоящему подружились за это время и хорошо понимали друг друга. Когда он был рядом, мне было легче не вспоминать о прошлом.

Но на свете был только один человек, за которого я хотела бы выйти замуж, а то, что я не могла этого сделать, вовсе не означало, что я с легкостью переключусь на другого.

И все же Жерар мне нравился. Самые лучшие часы, с тех пор как я потеряла Родерика, я провела именно с ним.

Я была в замешательстве, и он понял это.

Он взял мою руку и поцеловал ее.

— Вы не уверены, — промолвил он. — Но по крайней мере, вы не сказали твердого «нет», значит, сама эта мысль не претит вам.

— Конечно, нет. Вы мне нравитесь, Жерар. Я всегда с нетерпением жду возможности прийти к вам в студию, но я в растерянности. Боюсь, что это будет нечестно по отношению к вам. Видите ли, я любила Родерика и все еще его люблю…

— Однако он понял, что жизнь продолжается. И теперь он женат.

— Я думаю, он сделал это, потому что пожалел Лайзу. Это была просто жалость.

— Что бы там ни было, он женился. Подумайте о том, что я вам сказал. Может быть, вы поймете, что так будет лучше для нас обоих. Подумайте, обещаете?

— Да, Жерар, — сказала я. — Обещаю.

Я действительно думала об этом. Эта мысль не выходила у меня из головы. Жерар очень нравился мне. Студия стала частью моей жизни. Мне доставляло огромное удовольствие готовить для него еду, а теперь меня переполняло желание сделать его жизнь уютной, постоянно заботиться о нем. Мне хотелось помочь ему навсегда избавиться от чувства вины. Я по-своему любила его. Возможно, если бы я никогда не знала Родерика, этого чувства было бы достаточно. Но Родерик был. Воспоминания о нем никогда не исчезнут. Я знала, что до конца своих дней буду мечтать о нем.

Я продолжала, как обычно, приходить в мастерскую. Там всегда был кто-то из художников, велись обычные разговоры, но в них появилось что-то новое. Я ощущала какое-то беспокойство, возникало все больше разногласий, и молодые люди спорили все более ожесточенно.

— Куда ведет нас император? — воскликнул Роже Ламон однажды. — Он думает, что он такой же, как его дядя. Если он не будет поосторожнее, то закончит свои дни на острове Святой Елены.

Роже Ламон был ярым антироялистом.

— Если поступать по-твоему, то мы окажемся перед лицом новой революции, — возразил Жерар.

— Я бы избавил Францию от этого Бонапарта, — резко парировал Роже.

— И поставил у власти еще одного Дантона или Робеспьера?

— К власти пришел бы народ.

— Все это уже было, помнишь? И посмотри, к чему это привело.

— Император — больной человек, одержимый манией величия.

— Перестаньте спорить, все образуется, — сказал Ларс Петерсен. — Вы, французы, слишком эмоциональны. Пусть политики занимаются своими делами, а мы займемся своими.

— Увы, — напомнил ему Жерар, — мы все в это вовлечены, и проблемы эти — наши общие. Мы живем в этой стране, и ее судьба неотделима от нашей. Мы переживаем финансовые трудности. Нет свободы прессы. И я думаю, что императору следовало быть сдержаннее в спорах с пруссаками.

Они могли спорить часами. Было ясно, что Ларса Петерсона все это мало интересовало. Он перебивал их споры рассказами о некой мадам де Вермон, которая заказала ему свой портрет.

— Она бывает при дворе. Держу пари, что недалеко то время, когда сама императрица будет мне позировать.

Роже Ламон презрительно усмехнулся, и Ларс обратился ко мне.

— Мадам де Вермон увидела ваш портрет и спросила имя художника. Она сразу же заказала мне портрет. Так что видите, дорогая Ноэль, своему успеху я обязан вам.