Дочь обмана

Ноэль, прости меня. Я представляю, что ты должна сейчас чувствовать. Но кто знал, что все так произойдет? Родерик говорит, что в жизни должны быть цель и смысл, и мы стараемся ее сделать такой. Я очень надеюсь, что и в твоей жизни произойдет что-нибудь очень хорошее, как это случилось со мной. Мы не всегда получаем от жизни то, на что надеемся, правда? Поэтому нужно принимать то, что она нам дает.

Я постоянно с любовью вспоминаю о тебе. Пусть Господь благословит тебя и принесет тебе надежду на счастье — такое же, как то, что обрели мы с Родериком.

Лайза».

Письмо ошеломило меня. Родерик и Лайза — муж и жена!.. Перед моими глазами проплывали эпизоды прошлого. Первая встреча в парке; в тот вечер Лайза заняла в спектакле место моей матери; Родерик присутствовал там; она попросила его прийти и посмотреть спектакль. Ну конечно, она с самого начала была влюблена в него.

Где-то в глубине души я надеялась, что произойдет чудо и все образуется. Как я была глупа! Разве можно что-то исправить? А теперь… Это конец. Он женат на Лайзе.

Мне нужно все забыть, перестать думать о нем.

Я положила письмо в ящик стола, но забыть о нем не могла. Снова и снова я вынимала его и перечитывала.

Я обо всем рассказала Роберу. Он был потрясен.

— Робер, — сказала я. — Я в растерянности… Мне кажется, я бесцельно плыву по течению. Меня просто куда-то уносит волнами. Я четко это осознаю.

— Это ужасная трагедия, Ноэль. Жаль, что я ничем не могу тебе помочь. Но мне кажется, что здесь ты чувствуешь себя более счастливой, чем где-либо?

— Да, Робер, но не могу же я бесконечно оставаться у вас.

— Почему? Считай этот дом своим.

И я осталась.

Незаметно летели недели. Прошло почти два месяца с тех пор, как я получила письмо от Лайзы. Я написала ей в ответ коротенькое письмо, в котором поблагодарила за то, что она мне сообщила эту новость, и пожелала ей и Родерику счастья. С тех пор вестей от нее не было. И это было к лучшему.

Ларс Петерсен устраивал выставку своих работ, и я помогала ему. Он выставил мой портрет, и его купили для какой-то национальной галереи. Ларс был в восторге. А Жерар повесил мой портрет в своей мастерской.

— Мне нравится смотреть на него, — говорил он. — Он вдохновляет меня.

Мы с Мари-Кристин и вездесущей мадемуазель Дюпон проводили больше времени в Париже, чем за городом.

Пока они занимались уроками, я отправлялась в мастерскую. Мне нравилось перед этим заходить на рынок и покупать что-нибудь вкусное к обеду. Это вошло в привычку. Когда мы с Жераром садились за стол, к нам часто присоединялся Ларс Петерсен или какой-нибудь бедный художник в поисках бесплатного обеда.

Робер был прав, когда сказал, что богемная жизнь пришлась мне по вкусу.

Жерар сразу заметил перемену во мне после этого письма и однажды, когда мы были одни, спросил меня, что произошло.

Я не могла не рассказать ему обо всем.

— Бедняжка Ноэль. Жизнь — жестокая штука. Несчастья не приходят в одиночку. Кажется, это сказал Шекспир?

— По-моему, да, и в моем случае это как раз верно.

— Но должно же все измениться когда-нибудь. Это — закон природы.

— Я никогда не смогу забыть Родерика.

— Я знаю.

— Он всегда мысленно будет рядом, и я всегда буду думать о том, что потеряла.

— Понимаю.

— Из-за Марианны?

— Я тоже никогда не смогу забыть ее.

Тень упала на дверь, ведущую на крышу. В комнату заглянул Ларс Петерсен.

— Пахнет чем-то вкусным, — сказал он. — Не найдется ли у вас чего-нибудь для бедного голодного художника?

Мне казалось, что Марианна преследует меня всюду. Я не могла забыть те наброски, которые случайно обнаружила в шкафу у Ларса Петерсена.

Я расспрашивала о ней. Разговаривала с Мари-Кристин. Пыталась поговорить с Анжель. Они все в один голос твердили: она была очень красива.

— Самая красивая женщина на свете, — сказала Мари-Кристин.

— У нее была такая внешность, на которую нельзя не обратить внимания, — сказала Анжель. — Жизнь в деревне казалась ей скучной. Ей было не больше пятнадцати, когда один из художников, приезжавших к Жерару, мельком увидел ее. Он захотел написать ее портрет, и это стало началом ее карьеры натурщицы. Она уехала в Париж. Но она довольно часто возвращалась, чтобы повидаться с сестрой и няней.

Мне удалось обнаружить очень мало нового о Марианне, почти все уже было известно. Однако я продолжала думать о ней, потому что когда-то она околдовала Жерара и многих других.

Я предложила Мари-Кристин снова навестить ее тетку.

— По-моему, они были очень рады видеть тебя, — сказала я.

— Хорошо, — согласилась Мари-Кристин, — хотя я думаю, что им все равно, приду я или нет.

— Но ты же дочь Марианны. Давай еще раз сходим туда.

Мы отправились, и нас приняли очень тепло. Меня вежливо спрашивали о моих впечатлениях.

— Вы стали почти членом семьи, — сказала Кандис.

— Да, я уже так давно здесь.

Кандис захотела показать мне сад, и, пока мы прогуливались, я сумела ненадолго остаться наедине с Нуну.

— Я хотела поговорить с вами о Марианне, — сказала я.

Ее лицо просияло.