Дочь моего мужа

Ребекка рассмеялась. – Почему бы тебе не загрузить приложение для фотографий и не распечатать их? Они будут готовы через пару дней.

– Хорошая идея. Не знаю, почему я об этом не подумала. – Задать следующий вопрос было тяжело. Он звучал так жалко. – Вообще, я хотела спросить, не могли бы ты помочь мне вклеить их в альбом? Подписать, где и когда они были сделаны?

Ребекка выглядела смущенной. – Конечно, но почему тебе нужна в этом моя помощь?

Справедливое замечание. Хотя Кара всё еще проводила в постели по полдня, она чувствовала себя намного лучше, поскольку последствия химиотерапии начали проходить. – Ты более творческий человек, чем я. И ты хорошо разбираешься в фотографиях и… В ее горле встал комок, из-за которого было тяжело говорить. И дело было не только в нем: выработанная за ее жизнь привычка заботиться о себе самой не позволяла ей так легко просить о помощи.

Ребекка мягко подтолкнула ее. – И?

Она подавила эмоции, которые грозились задушить ее. Сосредоточься на практичности. Дело не только в фотографиях. Есть и кое-что ещё. Те вещи, которые я положу в коробку. Я хочу рассказать тебе о них. Чтобы ты потом могла передать это Софи.

Глаза Ребекки наполнились слезами, и она уставилась на грязную кофейную чашку на своем подносе. – Оу, понимаю.

Правда? Понимала ли она, насколько это было важно? – В конце концов, ей всего четыре. Когда она посмотрит на эти вещи, она забудет. Она не будет знать, почему они важны. Я хочу, чтобы кто-нибудь рассказал ей об этом. Мне нужно, чтобы кто-нибудь рассказал ей об этом. И я не думаю, что Джек сделает это, как надо. Мне нужно, чтобы это сделала ты.

Ребекка сглотнула. Поднял глаза на Кару и кивнула.

– Конечно. Когда угодно.

Кара наклонилась к картонной коробке на полу. Она купила бы что-нибудь получше, чем эта потрепанная коробка с детскими вещами Софи, которые она привезла из квартиры. Ребекка наклонилась и сама поставила её на кровать.

Первым, что вытащила Кара, был медицинский браслет, который выглядел так, как будто был сделан для куклы. – Во, например. Она носила его в больнице. То есть, я знаю, что это банально, но я хочу, чтобы ты сказала ей, какими тонюсенькими были ее маленькие запястья. Как им пришлось уменьшить его настолько, что едва получалось читать написанное. Акушерка сказала, что хорошо ещё, что у нее не двойная фамилия. Глаза Кары затуманились. В больнице она сидела и смотрела на Софи. Всё время беременности она думала о том, как будет справляться, где они будут жить, как она будет работать. Но она не представляла Софи как настоящего ребенка. Маленького живого человека. Она часами просто восхищалась тем, насколько совершенной была Софи.

Она кашлянула и снова полезла в коробку. Следующим она вытащила розовый пушистый шарик с ушками разного размера. – Это Кабби. Он был ее абсолютным любимцем. Он должен был всегда быть у нее, иначе весь ад вырвался бы на свободу.

Она передала Кабби Ребекке, которая отодвинула его на расстояние вытянутой руки и закрыла один глаз. – Что это вообще такое? Кролик? Мышь?

Кара пожала плечами. – Бог знает. Она просто звала его Кабби. Даже сейчас она могла представить пухлые маленькие ручки Софи, обхватившие его ногу. – Большую часть времени он был прогорклым от соплей и слюней. Мне приходилось ждать, когда она уснет, а потом тайком забирать его, чтобы постирать.

Когда Ребекка положила Кабби на кровать, она держала его только большим и указательным пальцами. Кара рассмеялась и полезла внутрь за чем-то еще.

– Это ее книга новорожденного. Я заполнила каждую страницу вплоть до ее четвертого дня рождения. Другие мамы в клинике обычно шутили, что они начали заполнять его, а потом отвлекались или забывали. Но я писала в каждой клеточки; каждую мелочь о ней. Я хотела, чтобы у нее была своя история, понимаешь?

Может, причина была в том, что у нее ничего не осталось из собственного детства, но для Кары стало почти навязчивой идеей, чтобы Софи знала всё о первых неделях, месяцах и годах своей жизни. Может, всё это время она, сама того не зная, планировала трагедию? Она передала книгу Ребекке, которая медленно переворачивала страницы, читая записи.

– Потрясающе. Столько деталей.

– Ага. Записи начинаются еще до ее рождения и заканчиваются, когда ей исполнится пять. Ее голос дрогнул, и она подождала, чтобы взять себя в руки. – Значит, тебе придется закончить его вместо меня.

Ребекка посмотрела ей в глаза. Несколько мгновений ни одна из них не произнесла ни слова. – Ты этого не знаешь, Кара. Может, ты закончишь его сама.

Прямо сейчас Кара не могла этого вынести. Она схватила что-то еще из коробки.

– И эти ботинки. Они из секонд-хенда, но она так их любила. Только их и носила. Не имело значения, какая была погода, – дождь или солнце – вообще никакой разницы. Не имело значения даже то, была ли она одета в красивое платье или в джинсы. Она была такой упрямой. И до сих пор иногда бывает такой.

Ребекка все еще смотрела ей в лицо.

– Хорошо быть женщиной, которая знает, чего она хочет.