Дочь леса

Ластианакс поднялся по лестнице, серпантином вьющейся от первого этажа здания до последнего, так что можно было подойти ко всем нишам. Архитектор, проектировавший некрополь, поставил всех в равные условия: погребальные ниши на всех уровнях имели одинаковый размер. Большинство ниш первого уровня покрылись пылью и выглядели неухоженными. Попадались здесь и роскошно украшенные ниши, но в них, как правило, покоились преступники. За неимением средств бедные семьи первого уровня не могли себе позволить долго оплачивать место, и покойники в нишах быстро менялись. Напротив, на последнем уровне, где погребли Палатеса, тела усопших в некоторых нишах лежали столетиями. Отверстия, через которые в ниши закладывались гробы, были закрыты бархатными занавесками, украшенными шелковыми орнаментами, – на этих занавесях вышивали имена покойных. Перед всеми нишами парили огромные световые шары, созданные лучшими городскими мастерами-стеклодувами.

Подходя к захоронениям первого уровня, Ластианакс гадал, почему его соотечественники так стремятся выделиться даже после смерти. К тому времени, как юноша дошел до нужного места, ему так и не удалось найти ответа на этот вопрос. Он сел на пол, поджав под себя ноги, и, подняв сложенные лодочкой ладони, позволил своей маленькой световой сфере воспарить перед могилой отца.

Сообщить матери о кончине Лофадя оказалось самым трудным делом в жизни Ластианакса. Убитая горем Шарикло оказалась совершенно беспомощна перед тысячей и одной проблемой, возникшей в связи со смертью ее мужа, а также перед повседневными заботами. Поэтому в промежутках между заседаниями Временного совета Ластианаксу приходилось заниматься матерью. Удивительно, но постоянное переутомление помогло ему легче пережить собственную скорбь.

Маг поднял голову и посмотрел на ниши седьмого уровня. Где-то там, вверху, находилась могила Родопа. Несмотря на то что на предателе лежала изрядная доля вины за смерть его отца, Ластианакс до сих пор не мог смириться со смертью бывшего одноклассника. Пять лет совместной учебы и дважды сломанный нос наложили свой отпечаток на их непростые отношения.

– А, вы тоже здесь, мастер.

Ластианакс поднял голову. Перед ним стояла Арка, держа в руках какую-то деревянную статуэтку. Очевидно, она тоже пришла отдать дань памяти Лофадю.

– Не думала, что встречу здесь кого-то в такой час, – добавила девочка, садясь рядом с магом.

Ластианакс посмотрел на круглый витраж в крыше атриума и понял, что снаружи почти стемнело. Погрузившись в невеселые размышления, он потерял счет времени.

– Что это? – спросил юноша, кивая на статуэтку.

По всей видимости, фигурка была вырезана вручную. Ластианакс догадался, что резчик стремился создать какое-то животное, но так и не определился, какое именно.

– В Аркадии нет световых шаров, поэтому мы оставляем на могилах вещицы, напоминающие об умершем, – пояснила девочка, ставя свое подношение возле могилы.

– И что это такое?

– Вы слепой, что ли? Это лошадь!

– Ах, и правда.

Арка надулась как мышь на крупу, пробормотала нечто нечленораздельное и поправила своего деревянного коня, чтобы стоял ровно. Ластианакса вдруг охватило необъяснимое счастье. Он словно вернулся в прошлое и вновь переживал лучшие, мирные часы своей жизни в качестве наставника.

– Почему ты попрощалась со мной перед тем, как спрыгнуть с дворцовой крыши? – вдруг спросил он.

Арка пожала плечами:

– Это же очевидно, разве нет? Чтобы все выглядело как можно убедительнее.

– Никто не ожидал, что ты телепортируешься, – заметил Ластианакс.

Хоть Арка и объяснила ему свой взгляд на природу своих странных способностей, унаследованных от отца и активизирующихся в момент смертельной опасности благодаря проклятию, маг по-прежнему чувствовал себя неуютно, вспоминая об этом. Он не мог не думать, что девочка не совсем человек. Зато Арка, похоже, совершенно не переживала по этому поводу, только огорчалась, что каждый раз, исчезнув и затем появившись в другом месте, теряет уйму сил.

После своей последней телепортации девочка больше не могла применять магию. Каждый раз, когда она пыталась это сделать, у нее начинала кружиться голова, словно ее анима так сильно пострадала, что теперь не терпела даже малейшего магического усилия. В донжоне, куда временно поселилась Арка, Ластианакс с удивлением увидел, как она пытается левитировать разные предметы. Либо безделушки из коллекций Палатеса оставались лежать на земле, либо падала сама Арка. Затем девочка принималась плакать и начинала все сначала. Такая картина глубоко огорчала Ластианакса.

Девочка сидела рядом с ним, подтянув колени к груди и уткнувшись в них подбородком, и, вероятно, тоже думала о своих неудачных опытах. Она с задумчивым видом покусывала прядь своих светлых волос.

– Мастер, я много думала, – проговорила она через некоторое время. – Поскольку я больше не способна творить магию, не думаю, что могу и дальше быть вашей ученицей.

Она сделала глубокий вдох. Ластианакс знал, что последует дальше, но не хотел этого слышать.

– Мне пора возвращаться в Аркадию. Помогите убедить Пирру отдать мне живую лазурь.