Дочь Голубых гор

А ведь ее должен был благополучно отвезти домой сам Кажак. Но Кажак человек чести, он остался, чтобы выполнить свой долг перед отцом и своим племенем.

«А я удрала. Я удрала», – думала Эпона, ненавидя себя самое.

Когда боль стала совсем нестерпимой, она откинула голову на шею коня и безмолвно разразилась горькими слезами.

Дасадас лежал в нескольких шагах, в ожидании.

«Скоро, – пробормотал он про себя, – скоро я утешу тебя, Эпона, и ты перестанешь плакать».

Они погрузились в полудрему, продолжая прислушиваться и боясь услышать стук приближающихся копыт.

Утро не принесло с собой ничего хорошего. Стало еще холоднее, и все вокруг выглядело еще более мрачным и даже зловещим.

– Они могут нас преследовать, – сказал Дасадас. – Мы должны ехать дальше.

– Стало быть, ты будешь сопровождать меня… до самого селения кельтов.

– Кажак велел мне проводить тебя туда, куда ты захочешь.

Наспех поев сушенины и черствого хлеба, они сели на коней и направились на запад. Уже в пути Дасадас объяснил, что они не все время будут придерживаться этого направления, хотя их главный ориентир – заходящее солнце.

– Ты знаешь, Эпона, зимой здесь бывает очень плохая погода. Немного погодя Дасадас хочет повернуть на юг, к берегу Черного моря. Там хорошие дороги, торговые дороги, там будет легче проехать в это время года. В горах мы сможем пополнить свои припасы.

– Но Кажак избегал всех поселений, почти всех поселений.

– У нас был военный отряд. Очень небольшой, поэтому и приходилось соблюдать особую осторожность. Но нас только двое, мы не можем представлять ни для кого никакой угрозы. Дасадас взял с собой мужскую одежду; ты переоденешься, и мы измажем твое лицо грязью, чтобы никто не мог узнать, кто ты. Мы будем ехать как путешественники, посланцы одного из князей, возглавляющих почитающий лошадей народ. Все знают, что у скифов много золота. Нас будут хорошо принимать, если подумают, что мы будем заказывать всякие изделия ремесленникам. Скифы пользуются доброй славой среди ремесленников.

Им предстояло долгое, очень долгое путешествие, и Эпона понимала, что такие путешествия отнюдь не безопасны. Возможно, она никогда так и не доберется до своего селения; с ней может произойти все, что угодно.

«Ну что ж, такова всегда была твоя судьба, – произнес внутри ее голос. – Поезжай домой, Эпона».

Дни пролетали один за другим под копытами лошадей, окружающий их пейзаж все менялся и менялся, они проезжали все новые и новые места. Поскольку они не опасались, что их могут принять за грабителей, они не всегда ехали по бездорожью. Когда, с усилением холодов, дичь попряталась и для их луков не осталось никаких целей, Эпона и Дасадас заезжали в города и деревни и покупали себе мясо и другие съестные припасы или большое количество зерна для своих лошадей.

Дасадас старался избегать племен «дикарей», обитающих на крайнем западе великих степей. Он предполагал проехать по берегу моря к Дуне, матери всех рек, затем проехать на запад через Моэзию, полностью обогнув темные Карпаты. Этот путь был много длиннее, но Дасадас не хотел вновь переходить через Карпаты.

Светлые волосы Эпоны были затемнены грязью и прикрыты остроконечной войлочной шапкой с отворотами, которые защищали ее уши от ледяного ветра, ее тело было облачено в тунику и удобные шаровары; в таком виде Эпона испытывала совершенно новое чувство свободы. Она ехала с Дасадасом, как с добрым товарищем, ровней себе, и скоро он привык разговаривать с ней, как разговаривал бы с одним из своих братьев. Между ними не было той духовной близости, которая объединяла ее с Кажаком, но они неплохо уживались друг с другом.

Если между ними и возникала какая-то неловкость, то только по ночам, когда они оставались одни в темноте, и она так же хорошо чувствовала его мысли, как и мысли коня, на шее которого она спала.

Никакая грязь не могла замаскировать отсутствие бороды у Эпоны, но погода благоприятствовала ей, у нее были все основания заматывать шарфом нижнюю часть лица. Так как ее конь был лучше, чем у Дасадаса, все принимали ее за знатного молодого человека, а Дасадаса – за его слугу; и, исполняя ее просьбы – то ли в надежде заполучить скифское золото, то ли побаиваясь возмездия кочевников, – они почтительно ей кланялись.

Эпоне очень нравились их заезды в селения.

Осуществляя замысел Дасадаса, они пробирались на юг, к Черному морю. Путешествуя по Морю Травы, они пересекли две больших реки: Борисфенес,[9] большой полноводный поток с густо заселенными на юге берегами, и Гипанис,[10] гораздо меньший поток, который они легко перешли вброд на лошадях, хотя в это время года он обычно бывает куда глубже.

– Следующей рекой на нашем пути будет Тирас,[11] вдоль которого пролегает граница между скифскими землями и землями невров, – объяснил Дасадас. – Мы пересечем Тирас и поедем к Дуне; отныне мы будем уже не во владениях почитающего лошадей народа. После Дуны мы будем в безопасности, если нас не будет преследовать демон-волк.