Дочь генерала

— Значит, она была вынуждена помогать преступнику либо делала это добровольно, движимая сексуальными фантазиями.

— Я склонен к последнему.

— Но тогда почему же она плакала?

— От полноты счастья, в экстазе. В порыве чувств. Некоторые люди рыдают во время оргазма, — назидательно объяснил я.

— Я слышала об этом. Короче говоря, мы теперь знаем значительно больше, чем утром, но еще многого не понимаем. Концы с концами пока не сходятся.

— А в машине нашли отпечатки пальцев? — спросил я.

— Полно. Кэл отогнал ее в ангар и все еще там возится.

— Хорошо. Знаешь, мне приходилось лишь дважды сталкиваться со случаями, когда преступники не оставили никаких следов. Мне бы не хотелось, чтобы и наш случай пополнил этот список.

— Пол, задолго до того, как додумались до научной экспертизы, существовало чистосердечное признание. Порой преступник только и мечтает о покаянии, так что нам нужно лишь попросить его об этом.

— Именно так говорили во времена святой инквизиции, охоты за ведьмами и московских показательных процессов. Я бы предпочел иметь улики.

Я опустил стекло, и в машину ворвался прохладный ночной воздух.

— Тебе нравится Джорджия? — спросил я.

— Я бываю здесь наездами, — покосившись на меня, произнесла Синтия. — Но в общем-то нравится. А тебе?

— У меня с ней связано много воспоминаний.

Мы наконец выехали из гарнизона, и Синтия без особого труда нашла дорогу на стрельбища. Луна еще не взошла над вершинами деревьев, и вокруг было темно, если не считать асфальта, высвечиваемого фарами. Жутковатые звуки время от времени пронзали окрестную тишину — это были сверчки, древесные лягушки и цикады, и густо пахло сосной, как тогда, много лет назад, в роще Соснового Шепота, где я любил сиживать по вечерам в плетеном кресле, попивая пиво вместе с другими молодыми солдатами и их женами, слушая Джимми Хендрикса или других популярных в то время музыкантов и в любую минуту ожидая отправки на фронт.

— Что ты думаешь о полковнике Муре? — спросила Синтия.

— Вероятно, то же, что и ты: он чудаковатый неудачник.

— Это так, но еще я думаю, что он ключ к разгадке мотива убийства Энн Кэмпбелл.

— Очень может быть. Ты подозреваешь его?

— Между нами говоря, я этого не исключаю. Нам нужно с ним еще поговорить.

— Особенно если это его волос.

— Но что его могло толкнуть на убийство?

— Во всяком случае, классической ревностью я бы это не назвал.

— Ты веришь, что он ни разу не спал с ней? И не пытался?

— Да. Он слабак, вот и все.

— Любопытная точка зрения. Чем больше я общаюсь с мужчинами, тем больше узнаю интересного.

— Это тебе на пользу. А что ты думаешь об этом?

— Я тоже думаю, что полковник Мур как бы бесполый субъект. Но она могла пригрозить разрывом их платонических отношений или отказом от лечения у него, и он мог этого не вынести.

— Но для чего убивать ее столь диким способом?

— Спроси что-нибудь полегче! Они оба психологи, сам понимаешь.

— Верно. Но готов поспорить, что Мур знает ответ на этот вопрос. Он знает, как она оказалась на стрельбище, даже если не он убил ее. Он мог посоветовать ей заниматься сексом в лечебных целях на открытых пространствах. Я слышал о подобных теориях.

— Кажется, ты недалек от истины.

— Но это не более чем одна из рабочих гипотез.

Мы помолчали, и я спросил ее:

— Кстати, ты вышла за того майора, который едва не пристрелил меня тогда?

— Да, вышла, — скучным голосом ответила она.

— Что ж, поздравляю. Я рад за тебя, Синтия. И желаю тебе всего самого лучшего в этой жизни.

— Я подала на развод.

— И это правильно.

— После всего случившегося в Брюсселе я чувствовала себя виноватой перед ним, поэтому и согласилась выйти за него. Ведь мы уже были помолвлены, так что оставалось сделать последний шаг, и я его сделала. Но он так и не простил меня. Он мне больше не доверял и несколько раз даже напоминал о тебе.

— Я должен извиниться? Я не чувствую за собой вины.

— Тебе и не нужно извиняться. Просто в нем заговорил инстинкт собственника, у которого едва не отняли его вещь.

— Разве ты этого сразу не поняла?

— Нет. Я была очарована романтическими иллюзиями, пока мы не зажили с ним вместе.

— Уверен, что ты лезла из кожи вон, чтобы угодить ему.

— Если ты говоришь это с насмешкой, то ты не прав. Да, я действительно старалась угодить ему. Но всякий раз, когда меня посылали в командировку, он злился, а когда я возвращалась, он изводил меня допросами. А мне не нравится, когда меня допрашивают.

— Это никому не нравится.

— Я его не обманывала.

— Допустим, однажды такое случилось.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Короче, я пришла к заключению, что брак и военная жизнь несовместимы. Он настаивал, чтобы я ушла из армии. Я отказалась. Он рассвирепел, и мне пришлось защищаться с пистолетом в руке.

— Бог мой, какие страсти! Тебе повезло, что у него в этот момент не было при себе пистолета.

— Он у него был, но я заблаговременно вынула боек. Послушай, это все настолько мерзко, что мне даже противно вспоминать. Просто мне подумалось, что стоит рассказать тебе, как я жила после Брюсселя.

— Весьма признателен. Так он починил свой автоматический пистолет?