Дочь генерала

Он никак не отреагировал на мою реплику, поскольку это было совершенно не то, что ему хотелось бы слышать или знать. Это было не по уставу, однако во многих армиях мира существовала старинная традиция поощрять и предоставлять запятнавшему свою честь офицеру возможность покончить с собой. К сожалению, в нашей армии она не прижилась, да и почти повсеместно устарела. Но сама идея, сама возможность такого выхода еще существует в подсознании любого офицера, который чтит общие традиции офицерства и дорожит честью мундира. Если бы мне пришлось выбирать между судом за изнасилование, убийство и сексуальные извращения и простым решением проблемы при помощи револьвера 38-го калибра, я бы выбрал простой путь. Однако я не мог себя представить на месте Билла Кента, как, впрочем, и сам он вряд ли мог предвидеть такой исход еще несколько месяцев назад.

Карл продолжал мне что-то говорить, но я его не слушал. Наконец я разобрал последнюю фразу:

— Синтия очень расстроена. Она не может прийти в себя, ее трясет.

— Издержки профессии, — вздохнул я, хотя отлично знал, что далеко не каждый день люди вышибают прямо на твоих глазах себе мозги. Кент должен был бы извиниться и выйти в туалет, прежде чем застрелиться. А он вместо этого забрызгал своими мозгами, осколками черепа и кровью все вокруг, и кое-что даже попало Синтии на лицо. — Мне тоже как-то забрызгало лицо во Вьетнаме, — сказал я Карлу, хотя на самом деле меня просто ушибла в голову чья-то оторванная снарядом башка. — Ничего, это легко отмывается с мылом, — утешительным тоном успокоил я его.

— Мистер Бреннер, это совсем не смешно! — сердито воскликнул он.

— Я могу идти?

— Идите!

Я повернулся и открыл дверцу автомобиля.

— Пожалуйста, передайте мисс Санхилл, что сегодня утром звонил ее супруг. Он просил ее перезвонить ему, — сказал я, садясь в машину и трогаясь с места.

Спустя пятнадцать минут я уже был в гостинице для офицеров, поднялся к себе в номер и стал переодеваться. Снимая форму, я заметил на сорочке спекшуюся кровь. Я умылся, надел слаксы и спортивный пиджак, собрал свои вещи, в последний раз взглянул на комнату и спустился вниз с багажом.

Рассчитываясь за проживание и услуги, я подписал акт о причиненном мною ущербе гостинице, выражавшемся в разрисованной стене. Счет мне предстояло оплатить позже. Нет, я определенно обожаю армию. Дежурный портье помог мне отнести сумки и чемоданы в машину.

— Вы раскрыли это дело? — поинтересовался он.

— Да, — коротко ответил я.

— И кто же убил ее?

— Все, — сказал я, забрасывая последнюю сумку в багажное отделение, и сел за руль.

— Мисс Санхилл тоже уезжает? — поинтересовался портье.

— Не знаю, — сказал я.

— Вы не хотите оставить свой адрес, чтобы мы могли переслать вам корреспонденцию, которая, возможно, поступит на ваше имя?

— Нет. Никто не знает, что я здесь, — произнес я и включил передачу, торопясь поскорее покинуть гарнизон.

Выехав на Виктори-драйв, я миновал дом Энн Кэмпбелл, а вскоре уже добрался и до федерального шоссе, где поставил кассету с записями Уилли Нельсона, откинулся на спинку сиденья и нажал на газ. Еще до рассвета я рассчитывал быть в Вирджинии, чтобы успеть на утренний рейс военного самолета с военно-воздушной базы Эндрюс. Куда летел этот самолет, не играло никакой роли, главное, чтобы подальше от континентальной части США.

Моя служба в армии закончилась, и это было нормально. Я знал это еще до того, как прибыл в Форт-Хадли, и не чувствовал ни сожаления, ни сомнений, ни горечи. Мы служим, пока нам позволяют наши силы и возможности, а когда становимся непригодными к службе или лишними, мы покидаем ее, либо нас просят уйти. И никаких переживаний, ведь главное, как сказано в уставе, это выполнить свою боевую задачу, и все и вся в армии подчинено этой цели.

Возможно, мне следовало бы попрощаться с Синтией перед отъездом, но кому от этого была бы польза? Жизнь военных переменчива, люди приходят и уходят, и любые личные отношения, какими бы близкими они ни были, носят лишь временный характер, и все это понимают. Так что люди вместо «до свидания» предпочитают говорить, расставаясь, друг другу «как-нибудь еще увидимся» или просто «пока».

На этот раз, однако, я уезжал навсегда. И я чувствовал, что так даже лучше для меня, что нужно уйти именно сейчас, сложить с себя меч и доспехи, слегка поржавевшие, не говоря уже о том, что они заметно потяжелели за минувшие годы. Я поступил на военную службу в разгар холодной войны, во времена, когда армия участвовала в тяжелой войне в Азии. Свой долг я исполнил, отслужив положенные два года в действующей армии, а потом еще двадцать суматошных лет в СКР. За эти годы изменились и страна, и весь мир. Армия сокращается, что означает: «Спасибо вам за все, вы славно потрудились, не забудьте, уходя, выключить свет!»

Замечательно. Но так оно и должно было случиться. Война не могла длиться бесконечно, хотя порой нам казалось, что это так. Армия не могла обеспечить работой всех мужчин и женщин, желающих сделать карьеру, хотя и стремилась к этому.