Сквозь илистую воду, между мохнатых стеблей подводной травы, она вдруг увидела террасу своего дома в Бомбее и на ней – Шаши с широкой белозубой улыбкой во все лицо, маму за письменным столом в библиотеке, папу в кабинете с вращающимся глобусом. «Тик, тик, тик, – пощелкивал он, стоило толкнуть его хорошенько, – тик, тик, тик…»
Ей купят
Но где же Шаши? Она ушла. Свечи мигают…
Ада забылась.
Но она не осталась одна. В воде с ней был кто-то еще, в этом она не сомневалась. Она не видела, кто именно, но знала, что рядом кто-то есть. Чья-то тень… призрак…
Последнее, что почувствовала Ада, – как ее тело ударилось о речное дно, руки и ноги коснулись круглых камней и скользких стеблей, а легкие стали шире, чем грудная клетка, чем все тело, подкатили к гортани, заполнили голову.
И тут случилось самое странное: ее мозг пылал, но прямо перед собой она ясно видела что-то синее, яркую искру, похожую то ли на драгоценный камень, то ли на осколок луны, и почему-то знала, что стоит лишь протянуть руку и схватить его, как синий огонек сам выведет ее на правильный путь.
VI
Произошло нечто крайне любопытное. Сегодня у нас побывала гостья.
Все утро Джек сидел в старой пивоварне, разглядывал какие-то бумаги, которые привез вчера с собой, – целую кипу. Я тоже заглянула в них, пока он выходил на кухню и ставил в духовку пирог к ланчу, и поняла, что это копии тех писем, которые прислала вчера Розалинд Уилер. Почти все – тексты, и только в одном какая-то карта. Точнее, план этажа, в целом совпадающий с планировкой моего дома и нарисованный от руки; возможно даже, что это сделала таинственная миссис Уилер. Видимо, предполагается, что в сочетании с другими сведениями он приведет Джека к «Синему Рэдклиффу».
Джек вернулся в мой дом незадолго до полудня, и мы провели вместе целый благодатный час, пока он то вглядывался в свой план, то вымерял шагами длину той или иной комнаты, то останавливался, чтобы сделать на бумаге карандашную пометку.
Был уже почти час дня, когда в дверь постучали. Он удивился, а я – нет, ведь я еще раньше обратила внимание на хрупкую, невысокую женщину, которая стояла на краю дорожки, у ограды со стороны фасада. Сложив на животе руки, она смотрела на дом, и что-то в ее осанке заставило меня задаться вопросом, не видела ли я ее раньше. Нет, не видела; это стало понятно, когда она подошла ближе, – я никогда не забываю лиц. (Я никогда ничего не забываю. С некоторых пор.)
Люди часто останавливаются на дорожке и смотрят на дом – люди с собаками, в тяжелых грязных ботинках, с туристическими справочниками в руках стоят и показывают на дом пальцами, – так что ничего необычного тут нет. Но войти в сад, подойти к крыльцу и постучать в дверь решаются не все.
Джек, хоть и удивился сначала, отнесся к вмешательству спокойно. Выглянув в окно кухни, он сразу потопал к двери, целеустремленный, как всегда, и распахнул ее одним мощным рывком. После вчерашней встречи с Сарой он все время мрачен. Не зол, нет, скорее, огорчен и поэтому печален. Я, конечно, умираю от любопытства, желая узнать, что у них вышло, но он молчит. Вечером сделал один звонок, как оказалось, отцу; у них там какой-то юбилей, я слышала, как Джек говорил:
– Сегодня двадцать пять лет. Не верится, правда?
– Ой, – сказала женщина, удивленная тем, как резко распахнулась дверь. – Здравствуйте, – вообще-то, я… Я думала, музей закрыт по рабочим дням.
– Но вы все-таки постучали.
– Да.
– По привычке?
– Наверное. – Оправившись от удивления, она открыла сумочку, достала оттуда карточку цвета слоновой кости и маленькой красивой рукой протянула ее Джеку. – Меня зовут Элоди Уинслоу. Я архивист из «Стрэттон, Кэдуэлл и K°», это в Лондоне. Занимаюсь архивом Джеймса Уильяма Стрэттона.
Тут уже удивилась я, а это, можете мне поверить, нечасто бывает. Конечно, услышав вчера из уст Джека имя Ады Лавгроув, я отчасти подготовилась к возвращению прошлого, но все-таки была поражена. Много лет я не слышала имени Джеймса Стрэттона и даже не думала, что кто-нибудь еще помнит о нем.
– Не знаю такого, – сказал Джек, поворачивая карточку и так и эдак. – А что, должен?
– Да нет, вряд ли. Он жил при королеве Виктории, был социальным реформатором: заботился об улучшении условий жизни бедняков и так далее. Это к вам обращаться насчет музея?
Судя по голосу, она сомневалась, и не зря. Джек ничуть не похож на тех гидов, которые обычно встречают посетителей у входа и скороговоркой, с заученными интонациями выпаливают свой текст, в котором не меняют ни слова, независимо от того, сколько раз за день уже произнесли его.
– Ну, в некотором роде. Просто здесь никого больше нет.
Видимо, это ее не убедило, но она сказала:
– Я знаю, что по пятницам здесь обычно закрыто, но я приехала из Лондона. Я вообще не рассчитывала никого здесь застать. Хотела только заглянуть через стену в сад, но…
– Хотите осмотреть дом?
– Если вы не против.
«Пригласи ее войти».
Подумав секунду, Джек шагнул в сторону и щедрым, как всегда, взмахом руки пригласил ее войти. После чего быстро запер за ней дверь.