Дочь Белого Меча

Поначалу это чем-то походило на то, как ты стоишь на холодном ветру и постепенно замерзаешь — но без неприятных ощущений. Просто перестаёшь себя чувствовать. Или наоборот: купаешься в очень тёплом пруду — и словно растворяешься в воде… Ягмара знала, что она продолжает идти, к чему-то приближаясь и удаляясь от чего-то, что за ней идут остальные, что на плечах лежит непривычно тихий Шеру — но это становилось всё менее и менее значимым.

Потом она поняла, что не замёрзла и не растворилась, а сгорела незримым племенем и шагает сейчас пеплом, по привычке сохранившем форму тела. Дуновения тьмы изредка что-то срывали с неё, и открывались слои, прежде скрытые.

Она вспомнила вдруг свои детские дружбы. Это были мальчишки-кочевники, с которыми она училась скакать на лошадях, охотиться и жечь костры. Теперь она знала, что никакой дружбы с их стороны не было, а был мальчишеский срамной интерес, умеряемый страхом, потому что она была дочкой владелицы табунов, и им отцы всё объяснили — что с ними сделают, пожалуйся она хоть на что-то. И теперь она поняла, почему так спокойно и равнодушно восприняла длящееся отчуждение со стороны братьев и племянников Бекторо и почему сама испытывала к ним отчуждение.

Сдуло что-то ещё, и она вспомнила себя совсем крохотной, и руки и песни матери, и расписной потолок шатра, но потом приехал отец, долго разговаривал с матерью и забрал её, свою дочь, с собой, а мать отдала и даже не поехала с ним, а просто вернулась в шатёр; и Ягмара поняла, почему мать так поступила, и понимала теперь, почему ей самой так скомкано и душно рядом с матерью.

Потом сдуло целый ворох пепла, и ей предстало, что и учитель Шакир, и остальные маги, а может быть, и жрецы иных богов на самом деле никогда не общаются с богами, но тщательно скрывают это за суесловием и показным торжеством, просто велят людям быть хорошими и добрыми, но сами ничего для этого не могут сделать, просто велят, и всё. Они не знают, что такое встреча с богом, и лишь наполовину верят в то, что поддерживая неугасимое пламя и сжигая в нём подношения, на что-то влияют, а на самом деле просто успокаивают человека. Храмы живут своей жизнью, а боги своей. Храм — это как улей, в который люди-пчёлы приносят часть своей души, думая, что бог — это пасечник, который потом заберёт этот мёд душ и будет хоть чуть-чуть благодарен пчёлам. Но богу нужен не мёд, богу нужно мясо и вино — мясо силы и вино ужаса, и он берёт их совсем в других местах. Жрецы не подпускают людей к богам и сами не подходят к ним, потому что где-то в глубине памяти, задавленной священными поэмами, хранят знание, что человеку встретиться с богом — это всё равно что схватить руками молнию.

И вот мы идём хватать молнию, потому что иначе просто невозможно…

Шеру шевельнулся у неё на плечах, а в следующий миг Ягмара увидела выход.

Это было чёрное на чёрном, но почему-то выделяющееся — как шёлковый лоскут на покрытой сажей доске. Лоскут по форме напоминал кривовато усмехающийся рот.

Ягмара снова начала считать шаги. Тьма сдула ещё какой-то слой её пепла, и она поняла, что, в каком бы направлении они ни шли, всё равно вышли бы к этому ухмыляющемуся рту. И ещё она пожалела, что вышли так быстро, потому что идти во тьме ей нравилось всё больше и больше…

До выхода оказалось семьсот шагов. Потом шаги перестали быть неслышными, под ногами захрустела мелкая галька…

27. Непроглядная тьма и последняя битва

Это был громадный камень, напоминающий половинку шляпки гриба. Они вышли из-под него и остановились, мгновенно пьянея от звуков и запахов. Перед ними лежала долина в форме чаши с неровными краями, а над головой, в бездонном синем небе, сияла серебряным светом огромная луна. Каждый камушек под ногами, каждая травинка, каждое дерево на склонах были видны резко и отчётливо.

— Дворца нет, — сказал Ний.

Дворца не было, но исполинское дерево с обломанными нижними сучьями стояло на месте, и Ягмара почему-то была уверена, что и каменная плита близ дерева так и лежит, как лежала в другой такой же долине, или в этой же, но в другом времени, или в этой же, но в другом месте…

Шли, пока светила луна, а когда она приблизилась к краю чаши, решили остановиться, поскольку масло для фонарей и факелов забыли взять. Многое забыли взять, потому что мысли были совсем о другом…

Расселись среди замшелых валунов и кривых деревьев. Акболат и Овтай остались сторожить, велев остальным поспать хоть немного. Ягмара пристроилась на толстой подушке мха между корней, опершись плечами и головой о наклонный ствол берёзы.

Внутри неё всё ещё летали клочья пепла, но она уже не понимала, что на них написано…

Ний подобрался легко и бесшумно, пристроился рядом, шепнул:

— Чуть подожди, не спи…

— Не сплю.

— Ты, когда шла… у тебя было такое, что ты вот сейчас раз — и всё-всё поймёшь?

— Не совсем такое… но да, было.

— Я вот что понял. Он пробрался сюда. С нами.

— Как?

— Внутри нас. По частичке в каждом. Как он разбрасывает себя по миру в своих детях…

— Не понимаю. Ведь железо защищает… мы потому и пошлю в башню…