Дочь

– Спасибо, – повторяю я. Если моя внешность стала лучше, то только благодаря Майклу. Но пока я не хочу говорить ему об этом.

– Как мальчики? – он ерзает на стуле, словно устраиваясь поудобнее. – Как прошло Рождество?

– У них все замечательно, – мое сердце все еще колотится, но я не хочу, чтобы он это заметил.

– Я по ним соскучился, хотя с Эдом виделся не так давно.

Это когда он приезжал к нему с Бет. И, наверное, не в первый раз.

– Как Тео?

– Прекрасно.

– Жаль, что мне не удалось провести с ними Рождество.

Похоже, он спал в рубашке. Она мятая. И почему бы ему не пожалеть о том, что нагромоздил столько лжи?

– Ты, конечно, думаешь о Наоми, – резко произносит он. – Все время, не сомневаюсь.

Я отворачиваюсь к окну. Смотреть на него нет сил.

– И я тоже думаю о ней постоянно. – По его небритым щекам текут слезы. – Вспоминаю ее маленькую. Какие у нашей девочки были нежные ручки. Она трогала мои щеки и вскрикивала, притворяясь, что ее колет щетина. А потом я притворялся, что перевязываю ей ладошки. – Теперь у него текло из носа. Он понижает голос, и мне приходится наклониться, чтобы расслышать. – Она видится мне повсюду. Один раз в Кейптауне по дороге из отеля в больницу я увидел ее впереди и шел следом до самого сада. У этой девушки все было, как у нее. И фигура, и походка. Походка в особенности. – Он улыбается. – Помнишь, как она чуть пританцовывала, будто идти для нее огромное удовольствие?

– Да, но все это в прошлом.

– Что?

– Все.

– Что все? Зачем так говорить? – он сжимает кулак и несильно ударяет по столу. – Зачем сдаваться? Мы ее найдем, – он встает. – Я наделал столько ошибок.

– Тэд, не надо сейчас. Уже поздно.

– Извини, – он стоит слегка покачиваясь, словно пьяный, но алкоголем от него не пахнет. Глаза закрыты. Говорит неразборчиво: – Мне нужно поспать. В самолете не удалось. Все ночь ехал. Мне надо прилечь… я могу остаться?

Я готовлю ему ванну, затем провожаю в свободную комнату. Он оглядывает стены, которые Дэн покрасил в цвет слоновой кости, шторы в серо-голубую полоску, каминную решетку, украшенную лакированными еловыми шишками. Затем останавливает взгляд на стоящей на прикроватном столике чашке без ручки, наполненной найденными на берегу стекляшками, и со вздохом снимает пальто. Кладет его на плетеное кресло у окна.

– Замечательно. У тебя получилось. Не знаю что, но это здорово, – он садится на кровать и сразу с шумным вздохом падает на бок. И почти мгновенно засыпает. Дыхание его становится глубоким и ровным.

Я развязываю ему шнурки, стягиваю ботинки. Он на мгновение пробуждается:

– Останься. Ложись рядом.

Я закрываю за собой дверь, сливаю в ванной воду. Затем спускаюсь на кухню и медленно снимаю одежду, которую надела для похода на Голден-Кэп. За окном уже совсем светло, но пошел дождь. Так что получить удовольствие от прогулки мне бы все равно не удалось. Я расшнуровываю и снимаю туристские ботинки. Берти кладет на мои ноги свою тяжелую голову. Ему нравятся мои шерстяные носки.

Бристоль, 2009

Восемь дней спустя

Тэд пришел, как всегда, поздно. Под глазами круги, одежда помята – наверное, одевался второпях после операции. Я была рада его видеть. Он сказал, что с Бет все получилось случайно и только один раз. И я ему поверила, потому что он был мне нужен. Потому что одной с этой бедой было не справиться.

Тэд молча подошел к плите, где стояла подогретая для него еда. Но мясо уже подсохло, а картошка сморщилась.

– Давай я сделаю тебе омлет.

– Не надо, – он взял из буфета бутылку вина, налил два бокала и тяжело опустился на стул. – Извини, что не позвонил. Оперировал весь день. Где мальчики?

– Насчет Тео не знаю, а Эд спит.

– Так рано?

– Он сильно устает, пусть отоспится. Аня не может убраться в его комнате, потому что он поздно встает, – я помолчала. – Приходил Майкл. Мы разговаривали с Гарольдом Муром, и он…

– Кто такой этот Гарольд Мур?

Я напомнила, что это наш сосед, затем рассказала о голубом фургоне у театра.

Тэд кивнул.

– Мне кажется, я видел там голубой автомобиль, может быть, это был фургон. Один или два раза, – он пожал плечами. – Думаю, скоро выяснится, что это машина кого-то из служащих театра. В любом случае на свидетельство дауна особо полагаться не стоит.

– Но Гарольд мог увидеть что-то важное. Он очень волновался, когда показывал свои рисунки.

Тэд молча ел.

– Майкл воспринял его слова серьезно, – продолжала я.

– Ну, допустим, у театра стоял голубой автомобиль. Что дальше?

– А дальше… вот, у меня есть схема. Посмотри, может, что-нибудь добавишь.

Тэд отодвинул пустую тарелку, начал рассматривать мои круги. Семья. Школа. Соседи. Театр.

– Тут нужен еще круг. Враги и недоброжелатели.

– Откуда у пятнадцатилетней девочки враги?

– Не у нее. У нас.

– Но я подозревала отца Джейд и даже мужа Ани. Они тут ни при чем, – я посмотрела на него. – Ты думаешь, у нас есть враги?

Тэд грустно усмехнулся.

– Моему ассистенту однажды прокололи шины. Он тоже удивлялся, откуда у него взялись недоброжелатели. Я хочу сказать, у докторов такая жизнь: где-нибудь ошибешься – и все, на тебя затаили обиду.

– Боже… – у меня на глаза навернулись слезы.