Дочь

Тео пришел домой в плохом настроении. Переживал, что его работа на соискание стипендии получилась неудачной. Он торопился и насколько раз ее переделывал. Мы поужинали вместе. Потом явился Эд. В последнее время он стал поздно возвращаться. Засиживался в библиотеке до закрытия. Есть не стал, сказал, что перекусил в школе.

Перед тем как уйти к себе, я обошла их комнаты. Тео лежал на кровати, разговаривая по мобильному. Уже веселый. Увидев меня, улыбнулся. Эд оставил дверь приоткрытой. Заснул на кровати в одежде. Я тихо сняла с него ботинки, накрыла одеялом. Повернулась уходить, и тут свет на лестничной площадке упал на какие-то бумажки на прикроватном столике. Я присмотрелась и с удивлением обнаружила, что это купюры, десяти– и двадцатифунтовые, аккуратно сложенные в стопку. Всего, наверное, около трехсот фунтов. Откуда они у него? Тэд переводил сыновьям небольшие суммы, так что эти деньги вряд ли от него. Может быть, Эд тайком где-то работает? Говорит, что занимается в библиотеке, а сам моет посуду в пабе? И ничего нам не сказал. Я хотела разбудить его и спросить, на он выглядел таким изнуренным, что я решила подождать до утра. Вышла на цыпочках и закрыла дверь.

Глава 22

Дорсет, 2010

Тринадцать месяцев спустя

После Рождества воздух в пристройке кажется спертым. На оставленных на столе листах бумаги я вижу мышиный помет, на пастельных карандашах – следы маленьких зубов. В дверные щели намело песка, он скрипит под ногами. Я закрываю дверь и возвращаюсь в дом.

Утром, в сером полумраке, я брожу по дому, пытаясь чем-то заняться в этом безвременье между Рождеством и Новым годом. Я изучила тут все настолько, что могу определить, где нахожусь, с закрытыми глазами. Вот здесь синее кресло, а это письменный стол, на нем стопка книг. Прикасаться к этим вещам все равно что к собственной коже. На монтаже, подаренном Тео, я каждый день рассматриваю только одну фотографию. Зато внимательно. Сегодня это маленькая Наоми в детской коляске. Она серьезно смотрит на цветущую черешню, очень красивую на фоне голубого неба. На фотографии видно, как она пытается потрогать ручкой тень от листьев внутри своей коляски.

Я скучаю по мальчикам и Майклу. Он не приезжает, говорит, что занят, а сам думает, что Тэд приехал на Рождество. Хотя знает, что мы разошлись. Он звонит каждый день, но только вечером. Наши отношения все еще тайна для его коллег. Что будет, если они узнают? Но я скучаю по нему, мое тело скучает по его телу. Неожиданно меня охватывает вожделение. Интересно, он догадывается об этом? И если да, то почему не приезжает? Есть ли в этом какой-то смысл?

Эд отправился в свой центр. Он собирается пробыть там еще несколько месяцев. О его дальнейших планах мне ничего не известно. Отношений со мной он больше не выяснял, но его слова больно меня задели, и я все время терзаюсь чувством вины. С Софи перед расставанием мы крепко обнялись.

Звонит Тео.

– Как это чудесно – вернуться домой. Думаю, я мог бы поселиться здесь навсегда.

Это глупо, но я чувствую что-то вроде ревности из-за того, что теперь своим домом он считает Нью-Йорк. На заднем плане слышен звон посуды и голос Сэма, напевающего что-то из «Кармен». Раньше нам бы пришлось долго привыкать к отношениям Тео и Сэма, а теперь все получилось на удивление легко и просто.

После разговора с Тео я снова иду в пристройку. Пытаюсь поработать. Вытаскиваю из ящика смятые тюбики с краской, задумчиво их рассматриваю. Французский ультрамарин, индийская красная киноварь, неаполитанский желтый – целая география цветов. Тео произнес слово «навсегда», но ничто не длится вечно. Ему еще предстоит это постичь. И чем позднее, тем лучше. Все кончается: и привычная жизнь, и любовь. Исчезают даже дети. А вот боль от потери – с ней ничего не происходит, она все длится и длится, и нет ей конца.

Я черчу подаренным Софи угольным карандашом толстые прямые линии. Вначале я не представляла, как смогу пережить даже часы, не говоря уже о днях, неделях, месяцах этого «навсегда». Темные металлические оковы ее отсутствия очень прочные. Им нет сноса. Во время работы грифель крошится, и я сдуваю отломанные частички. Мальчики в разговорах Наоми не упоминали. Она осталась где-то там, за их спинами. Они ушли вперед, а вот я нет. Наоми все время со мной, рядом.