Дочь

– Боюсь, что тут ошибки нет, – проговорила я через силу. – Ей делали анализ крови. Дважды.

С минуту они молчали.

– И что теперь? – наконец спросила миссис Прайс.

– Она останется в больнице, ее будут лечить.

– А потом что? – подал голос ее муж.

– Ей будут давать сильные лекарства и…

– Я не это спрашиваю. Она умрет?

– Ну почему же… – я снова замялась. – Диагноз, конечно, тяжелый, но многие излечиваются и нормально живут. Я могу привести вам статистику…

Мистер Прайс взял жену за руку.

– Поехали в больницу. Там умирает наш ребенок…

– Она пока не умирает. Ей будут делать…

Миссис Прайс повернулась ко мне:

– Нашу девочку могли бы начать лечить раньше, если бы не вы со своим домашним насилием.

– Но именно доктор Малколм направила ее в больницу, – вмешался Фрэнк. – Да, по поводу синяков на теле девочки. Но это тревожный симптом. Там немедленно сделали анализы и выявили заболевание. Без ее участия этого бы не произошло.

Я не была уверена, что Прайсы его слышали.

Джефф посмотрел на меня в упор:

– Жена приводила ее к вам четыре раза. Четыре. А вы? Домашнее насилие, домашнее насилие… Будьте вы прокляты.

Потом, вспоминая это, я не была уверена, действительно ли он так сказал или мне показалось. Но в любом случае его мысли можно было прочитать по глазам. Он смотрел на меня с ненавистью.

Глава 9

Дорсет, 2010

Год спустя

Соседка в замешательстве оглядывает кухню.

– Тут не прибрано. Понимаете, я взялась выдернуть траву, которая проросла на ступеньке…

Надо же, не прибрано. А для меня это просто воплощение чистоты и опрятности.

– Я живу напротив. Увидела, что у вас случился обморок, и зашла. Я врач.

Она с улыбкой кивает. Разумеется, соседка меня видела и знает, что я ни с кем в деревне не общаюсь. И о Наоми ей, наверное, тоже известно.

– Меня зовут Мэри, – произносит она.

– А меня Дженни. Может быть, мне позвонить кому-то из ваших родственников? – Я киваю на фотографии.

– Я буду в полном порядке через пару минут, – она опять улыбается. – Извините, что доставила вам беспокойство. Может, выпьем чаю?

– Я согрею.

У кухонной полки на крючке аккуратно повешен чайник. В холодильнике стоит миска с салатом-латуком, закрытая защитной пленкой, несколько коричневых яиц на глазурованном блюдце и фарфоровый молочный кувшинчик с изображением желтой коровы. На полке рядом с сахарницей коробка с лекарствами. В ней я вижу фуросемид и периндропил. Может, она снижала давление и потеряла сознание от передозировки? Там же стоит небольшой коричневый заварной чайник и две фарфоровые кружки.

Подвинув к дивану табуретку, я ставлю на нее кружки с чаем, затем подкладываю ей под голову подушку. Чувствую, что кожа у нее холодная.

– Вас накрыть?

Она делает несколько глотков, и ее бледные щеки слегка розовеют.

– Одеяло вон там. – Мэри кивает в сторону смежной комнаты. – Пожалуйста, если вас не затруднит, дорогая.

Я вхожу в ее спальню. Тут тоже идеальный порядок. Молодец Мэри, держится. Не то что моя мама. После пропажи Наоми она впала в тяжелый маразм и перед смертью меня не узнавала. Хотя незадолго до этого, во время передачи коттеджа, была в полном порядке. Но тогда еще все было в порядке.

Бристоль, 2009

За шесть дней до исчезновения

На стоянку у жилого комплекса, где обитала моя мама, я въехала рано утром, когда еще было темно. Небольшие фонари с круглыми плафонами освещали дорожки, которые, подобно растопыренным пальцам, расходились к блестящим входным дверям. И ее дверь ничем не отличалась от других, как и ведущая к ней дорожка, хотя прежде мама пыталась придать своей территории какую-то индивидуальность.

Каждый раз при виде этого хрупкого создания у меня щемило сердце. Кожа на руках, покрытая старческими пигментными пятнами, бугристые синие вены, блеклые глаза под дряблыми веками. С помощью ходунков она медленно двигалась впереди меня в небольшую гостиную.

Когда я начала массировать ее отекшие ноги, мама завела разговор о коттедже в Дорсете. Стала предлагать его мне. Я вспомнила, как хорошо мы проводили там летний отпуск с детьми. Купальники, сохнущие на садовой стене, крики чаек, наклонные стенки в спальне, раковины моллюсков, которые мой отец встроил во внешние стены. Предложение было заманчивое, но я не решалась.

– Пожалуйста, Дженни, – настаивала мама, – возьми коттедж себе. Кейт отказалась. А у меня и без того забот хватает. Мой адвокат уже подготовил все документы.

Честно говоря, я не хотела взваливать на себя эту обузу. Дети уже выросли. Им нравится виндсерфинг и маленькие кафе на греческих островах Лафакс и Корфу. Тэд любит ездить на рыбалку в Уэльс с друзьями.

Когда я вошла в дом, Наоми уже собиралась уходить.

– Пока, мам. – Она проскользнула мимо меня к двери.

Лицо ее раскраснелось. Под расстегнутой курткой красное короткое платье с блестящими перламутровыми пуговицами на лифе. Я его видела впервые.

– Что это ты надела? Не слишком коротко?

– Никита дала поносить. Может, использую в какой-нибудь сцене в спектакле. – Оглянувшись, она посмотрела на меня с упреком: – В доме нечего есть. Холодильник пустой. Ладно, возьму что-нибудь в буфете.