ДОЧЬ

— А если бы вы только знали, — говорила она, дергая плечом, — хорошенькие такие девочки, молоденькие, совсем дети, и все, понимаете ли, все… с заведующим… Ах, какой он мерзавец! И никто не донесет. Может быть, вы что–нибудь можете сделать? Только меня не выдавайте, прошу вас…

Но учительница производила странное впечатление. Она вся нервно дергалась, говорила полушепотом и все время оглядывалась по сторонам; вытаращенные глаза ее выражали страх, как бывает у людей с манией преследования. Я тогда не верила ей.

Но через несколько месяцев я встретила новую заведующую сиротским домом, и мы разговорились с ней.

— Не знаю, что делать, — жаловалась она мне, — денег не дают и почему–то не позволяют девицам ходить на заработки. А почему так? Не понимаю. Некоторым уже лет по двадцати… И выписать нельзя… Ну, куда они пойдут? На улицу? На маленьких детей ассигнований совсем нету, а ведь им молоко надо.

— Я думала, у вас ребята старшего возраста?

— Ну да, старшего, но девицы–то мои почти все с приплодом. Хорошо еще, что некоторые алименты получают…

Я пришла в отчаяние, когда осмотрела опустевший телятеньский дом: мебель была поломана, окна разбиты, крыши проржавели и текли, стены покоробились, чердак был весь загажен. Ребятам холодно было зимой ходить на двор в уборную, и они устроили уборную на чердаке. Много надо, было исписать бумаг потратить сил и энергии, чтобы привести Телятеньки в порядок.

Сюда мы перевели первую ступень школы и мастерские.

Школа разрасталась.

ТРАВЛЯ

Артель нам теперь была не нужна, Сотрудники школы и музея были загружены работой, получали скромные жалованья, и всем нам некогда было заниматься сельскохозяйственной работой.

Да и желание прошло, центр хорошо относился ко мне и к нашей работе. Они, видимо, хотели создать в Ясной Поляне нечто вроде культурного центра, одного из тех, которые показываются туристам. И я им была нужна.

Местные власти не понимали этого. Для них мы были ненавистными буржуями. Они завидовали нам и жаждали нас уничтожить. Чем лучше шло наше дело, тем больше они злились. Чем меньше я с ними считалась, тем больше разгоралась их жажда меня придавить, унизить.

Как это всегда бывает, дело началось с пустяков.

Один из наших технических работников, безобидный тупой человек, обремененный большим семейством, заведовал складом и молочным хозяйством. Несколько раз, при проверке склада и молока, обнаруживалась недостача. Я сместила Толкача со склада и с тем же окладом назначила его сторожем музея.

Вскоре после этого в «Правде» появилась статья. В ней говорилось о том, что бывшая «графиня», окружив себя буржуазным элементом, окопалась в прекрасном уголке — Ясной Поляне. Буржуи эти, генералы и бывшие царские прислужники, живут по–прежнему, устраивают оргии с вином по ночам, заставляя сторожей музея прислуживать себе, не давая им спать до утра, и за это бросают им подачки с барского стола. Чтобы прикрыть все это безобразие, Толстая организовала артель, причем львиную долю продуктов с хозяйства получает она, бывшая графиня, и ее приспешни–ки, а служащие держатся впроголодь, В школе ведется религиозная пропаганда, революционные праздники не отмечаются.

Служащие переполошились. Всякая травля начинается именно так. За газетной статьей шли ревизии, придирки, и кончалось разгромом учреждения. И так и шло, все как по писаному. Сейнас же после статьи начались ревизии.

Казалось бы, губернскому Отделу народного образования и дела до нас не было, мы были подчинены центру, но ревизии одна за другой Шли не только ot губернских, но и от районных властей. Созывались бесчисленные учительские собрания. Чтобы уличить нас в неправильном ведений дела, губоно мобилизовал лучших своих инструкторов: проверялись тетради, отчеты, опрашивались ученики, учителя.

— Вы что изучаете, лес? — кричал инструктор на Серафиму Николаевну. — А позвольте спросить, при чем здесь у вас в отчете лягушка? А автомобиль?

— Я сейчас объясню вам, товарищ. Видите ли, мы с ребятами совершали прогулку в лес, — в волнении, вертя карандаш и пришептывая, говорила Коростылева, — видим, на дороге лежит мертвая лягушка. Ребята заинтересовались. Мы и рассмотрели ее. Господи! Неужели мы не имеем права рассматривать лягушку? — чуть не плакала Серафима Николаевна.

— Ну, а при чем тут автомобиль?

— Пошли дальше, видим, на дороге стоит автомобиль, испортился. Ну, как вы удержите ребят? Конечно, они все бросились к автомобилю. Шофер оказался очень любезным, он стал объяснять ребятам устройство автомобиля.

— И зачем она этот автомобиль в отчет поместила? — волновались другие учителя.

Тульские власти ревизовали сельское хозяйство, музей. Незнакомые люди мелькали то в поле, то в лесу, они ходили по всей Ясной Полине, разговаривали подолгу с рабочими, со сторожами музея, с ребятами в школе. А как только кто–нибудь из нас подходил, сознавая свою силу, подло ухмылялись и отходили.