Я веду велосипед в гору. Под воротами опять пропуск. Мимо Царь-пушки, Царь-колокола, направо через площадь. Пусто, кое-где шагает красноармеец. Заседание в бывшем здании суда. В небольшой комнате, за длинным, покрытым красным сукном столом сидят человек пятнадцать. На председательском месте Калинин. Накурено. Пустые стаканы с окурками и табачной золой на блюдцах.
Дело о Ясной Поляне, насколько помню, шло четырнадцатым. Сажусь у стены и жду. Дела решаются с молниеносной быстротой, на каждое тратится не больше трех-четырех минут.
"Наверное, дело о Ясной Поляне так быстро не решится", - думаю я, волнуясь и готовясь к бою. Но напрасно.
Проект декрета излагается сжато и толково. Задаются два-три вопроса. Один из членов Президиума предлагает в пункте третьем, где говорится о назначении комиссара Ясной Поляны, заменить слово комиссар - хранителем.
- Это больше подходит к Ясной Поляне, - соглашается Калинин.
Привожу основные пункты Декрета Центрального Исполнительного Комитета:
Усадьба Ясная Поляна Крапивинского уезда Тульской губернии, с домами, мебелью, парком, лугами, полями, лесами, садами, объявляется собственностью РСФСР.
Музей-усадьба передается в ведение охраны памятников страны и искусства народного комиссариата по просвещению.
Хранителю Музея-усадьбы Ясная Поляна вменяется в обязанность сохранение дома и усадьбы в ее прежнем виде, восстанавливая все то, что пришло в упадок или изменено со смерти Л.Н.Толстого.
Хранителю вменяется в обязанность организовать культурно-просветительный центр в Ясной Поляне со школами, библиотекой, проводить лекции, беседы, спектакли, выставки, экскурсии и т.п.
Поля, огороды, луга, яблочные сады Ясной Поляны обрабатываются последователями Толстого под наблюдением народного комиссариата земледелия по усовершенствованным методам с тем, чтобы хозяйство являлось опытно-показательным для посетителей Ясной Поляны и крестьян.
Хранитель Ясной Поляны имеет право "вето" на всякое решение коммуны, если оно нарушит характер исторической или культурно-просветительной работы.
Меня назначили хранителем Музея Ясная Поляна. Наступила новая эра.
Толстовская коммуна
- Эй, Володя! - кричали деревенские ребята длинному рыжебородому толстовцу. - Колесо потерял.
Володя натягивал веревочные вожжи и останавливался среди горы.
Пегий мерин, расставив задние ноги, с трудом сдерживал тяжелую бочку с водой.
- Вы что-то хотите мне сказать?
- Колесо потерял! - уже менее уверенно повторялась избитая острота.
Володя растерянно оглядывался, а ребятам этого-то и надо было, они фыркали и радостно гоготали.
- Как есть ничего не умеют, - жаловался произведенный в вахтеры по штатам Главмузея бывший кучер Адриан Павлович, - едет Володя, дуга на сторону, того и гляди, оглобля вывернется. Я говорю ему: "Володя, хоть бы гужи выровнял, разве можно, ведь этак ты лошадь изуродуешь!" А он мне: "А я и не знаю, Адриан Павлович, как их выравнивают, вы мне растолкуйте". Ну работники! Этот хошь безответный, а то есть такие дерзкие, слова не скажи!
Коммуна выбрала своим уполномоченным бывшего студента Вениамина Булгакова, приглашенного в музей в качестве научного сотрудника. Булгаков решительно ничего не понимал в сельском хозяйстве, но я вынуждена была согласиться на его кандидатуру, потому что среди собравшихся толстовцев он был самый приличный и образованный.
Не было человека, который относился бы сочувственно к коммунарам. В глубине души скоро и я с ужасом убедилась в своей ошибке. Даже тетенька, и та не упускала случая, чтобы не задеть толстовцев.
- Вот, Саша, все ты хорошо сделала, - говорила она, - а босяков этих напрасно пустила в Ясную Поляну, сама видишь, что напрасно. Все говорят, что они лодыри! И невоспитанные! Знаешь, вчера, когда вы все сидели в зале, прохожу я мимо "ремингтонной", вижу, кто-то лежит на кушетке. Я прошла к себе в комнату, вернулась, смотрю... ну, как его? Ты знаешь, мы еще с ним о Бетховене разговаривали...
- Не знаю, тетенька, кто же это?
- Ну как же так? Ты знаешь! Большой такой, красивый малый. Он еще просил Леночку с ним по-французски заниматься.
- Валериан?
- Ну да, да, Валериан! Я говорю: "Валериан, что с вами? Вы нездоровы?" А сама так пристально на него смотрю, думала, он сконфузится. А он продолжает преспокойно лежать, закинув руки за голову. "Нет, - говорит, - Татьяна Андреевна, благодарю вас, я совершенно здоров. Я... ме-ди-ти-рую". Ну, тут я ужасно рассердилась и сказала ему, что если он хочет приходить в приличный дом, то не смеет валяться на диванах, да еще в присутствии старой почтенной дамы!
Толстовцам жилось плохо. Чтобы поддержать их, некоторые из них были проведены по штатам наркомпроса, Володя был зачислен учителем. Поэт Василий Андреевич, писавший бесконечные стихи в память моего отца, - сторожем музея. Он ходил около дома в тяжелом нагольном тулупе, любовался на созвездия и сочинял:
Во Поляне ты родился
Милый, маленький такой.