Добывайки

Луна становилась всё ярче, фигуры на корме покрылись серебром. Ничто не шевелилось, кроме весла в руке Спиллера; ловко, даже небрежно, он вёл барку вниз по течению. Один раз до них донёсся смех Пода, другой раз он воскликнул: «Провались я на этом месте!»

– Не будет у нас никакой мебели и ничего другого, – сказала, помолчав, Хомили, – только платье, что у нас на плечах, если это можно назвать платьем. Четыре стены – вот всё, что у нас будет, четыре стены…

– И окна, – сказала Арриэтта. – И крыша над головой, – мягко добавила она.

Хомили громко чихнула.

– Да, если мы выживем, – фыркнула она, нашаривая платок.

– Возьми мой, – сказала Арриэтта, протягивая ей промокший комок, – твой улетел вместе с юбкой.

Хомили высморкалась и подколола сырые волосы; затем, ещё тесней приникнув друг к другу и глядя на силуэты на корме, они снова замолчали.

– К тому же твой отец потерял ножовку, – сказала она наконец.

– А вот и папа, – заметила Арриэтта, когда его фигура заслонила выход на корму. И, схватив руку матери, воскликнула: – Всё будет хорошо, я знаю! Посмотри, он улыбается…

Под залез на груз и подполз к ним на четвереньках.

– Подумал: стоит тебе сказать, – начал он, слегка понизив голос, – Спиллер говорит, у него в трюме столько всякого добра, что нам вполне хватит на обзаведенье.

– Какого добра? – спросила Хомили.

– Продукты в основном. И кое-какие инструменты и прочее, чтобы возместить нам лезвие от ножниц.

– Одежда – вот чего нам не хватает.

– Спиллер говорит, в Литл-Фордэме полно всякой одежды: перчатки, носовые платки, шарфы, вязаные вещи, – бери что хочешь. Дня не проходит, чтобы кто-нибудь что-нибудь не потерял.

Хомили молчала.

– Под, – сказала она наконец, – я так и не поблагодарила его.

– Ничего страшного. Он не любит благодарностей.

– Но, Под, должны же мы что-то для него сделать.

– Я уже об этом подумал, – сказал Под, – как только мы устроимся, так сказать, под своей крышей, мы сможем много чего для него добывать. Скажем, каждый вечер станем обходить все улицы после закрытия. Понимаешь, о чём я толкую?

– Да, – неуверенно сказала Хомили.

Ей трудно было представить себе Литл-Фордэм.

– Пустите-ка меня, – сказал Под, протискиваясь мимо них. – Спиллер говорит, там, на носу, у него лежит куча овечьей шерсти. Раздевайтесь да залезайте в неё. Можете поспать. Спиллер говорит, мы доберёмся туда только к рассвету…

– А ты как же, Под? – спросила Хомили.

– Со мной всё в порядке, – сказал Под из темноты. – Спиллер даёт мне на время свой костюм. А-а, вот она, шерсть, – добавил он и начал передавать её Хомили.

– Костюм? – удивлённо переспросила Хомили. – Какой костюм?

Она принялась механически складывать овечью шерсть в кучу. Пахла шерсть не очень-то приятно, но зато её было много.

– Его летнюю одежду, – сказал Под смущённо.

– Значит, Люпи дошила её?

– Да, он за ней вернулся.

– Ах! – воскликнула Хомили. – А про нас он им что-нибудь рассказывал?

– Ни слова. Ты же знаешь Спиллера. Рассказывали они ему. Говорит, Люпи очень расстроена. Ты, мол, была её лучшим другом. Больше, чем другом – сестрой, говорит она. Похоже, она надела траур.

– Траур? По ком?

– По нам, я думаю, – сказал Под.

Он слегка улыбнулся и стал расстёгивать жилет.

Некоторое время Хомили молчала. Затем тоже улыбнулась – по-видимому, мысль о Люпи в трауре польстила ей.

– Подумать только! – сказала она и, внезапно оживившись, принялась расстёгивать блузку.

Арриэтта разделась ещё раньше и закуталась в овечью шерсть.

– Когда Спиллер увидел нас в первый раз? – сонно спросила она.

– Заметил нас в воздухе, – сказал Под, – когда мы были на крючке.

– Господи… – пробормотала Арриэтта. Борясь с дремотой, она попыталась вернуться мысленно к тому моменту. – Вот почему мы не видели его.

– И Кривой Глаз тоже. Слишком большая суматоха. Спиллер, не мешкая, воспользовался этим: подвёл барку как можно ближе и загнал её под куманику.

– Странно, что он нас не позвал.

– Он звал, – сказал Под, – но он всё же не был у нас под самым носом. А река так шумела…

– Шш, – шепнула Хомили. – Девочка засыпает.

– Да, – продолжал Под, понизив голос, – он-то нас звал, да мы-то его не слышали. Кроме того одного раза, конечно.

– Когда? – спросила Хомили. – Я ничего не слыхала.

– Когда Кривой Глаз в четвёртый раз закинул удочку, – прошептал Под, – и крючок вонзился в нашу ветку. Ту, на которой мы стояли. Помнишь? И я старался выдернуть его. Спиллер заорал тогда во всё горло: «Перережь леску!» А я подумал, что это ты кричишь…

– Я?.. – сказала Хомили.

В полумраке послышался какой-то шорох.

– Но это был Спиллер, – сказал Под.

– Ну и ну… – проговорила Хомили.

Голос её звучал глухо; скромность не позволяла ей раздеваться у всех на глазах, и она зарылась в овечью шерсть. Наконец оттуда вынырнула голова и одна тощая рука, держащая скатанное в узел бельё.

– Как ты думаешь, можно его где-нибудь развесить на просушку?

– Оставь его здесь, – сказал Под. В это время он, кряхтя, влезал в костюм Спиллера. – И Арриэттино тоже. Я спрошу у него… Полагаю, что найдём какой-нибудь выход. По-моему, – продолжал он, натянув на живот куртку и подтянув штаны, – в нашей теперешней жизни, что бы ни случилось, всегда есть выход из положения. Так было, и скорей всего так будет. Вот что я думаю. Может быть, мы нанижем одежды на спицу и выставим наружу, чтобы её продуло ветром…

Хомили молча смотрела, как он собирает вещи.

– Может быть, – сказала она.

– Скажем, закрепим остриё и поднимем спицу шишечкой вверх, – предложил Под.

– Я имела в виду, – мягко прервала его Хомили, – то, что ты сказал раньше: что всегда есть выход из положения. Беда в том, так мне кажется, что не всегда можешь его найти.

– Да, в том-то и беда, – согласился Под.

– Понимаешь, о чём я говорю?

– Да, – сказал Под и замолчал, обдумывая её слова. – Ну, что ж… – сказал он немного погодя и повернулся, чтобы уйти.

– Минутку, Под, – окликнула его Хомили, приподнимаясь на локте. – Дай мне тебя осмотреть. Нет, подойди поближе. Повернись немного… Так, да. Хоть бы тут было посветлее… – Сидя в своём шерстяном гнезде, Хомили молча смотрела на мужа, и взгляд её был необычайно ласковым. – Да, – наконец решила она, – белое вроде бы тебе к лицу.