Добыча золотого орла. Пророчество орла

Это было постыдно, унизительно, и Катону оставалось лишь надеяться, что у него хватит силы духа умереть без хныканья и нытья, молча, с вызовом взирая на своих убийц. Но он знал, что на самом деле все будет совсем не так. Дрожащего, грязного его отволокут на площадку для расправы. Возможно, он и не станет умолять о пощаде, но закричит при первом же ударе и будет вопить, когда удары посыплются один за одним. Катон молился о том, чтобы плохо нацеленный удар как можно раньше проломил ему голову и чтобы он в бессознательном состоянии встретил тот момент, когда дух покинет искалеченное тело.

«Размечтался», – мысленно фыркнул юноша. Те, кому предстоит его бить, получат строжайшие наставления относительно того, чтобы сначала переломать ему руки и ноги, потом сокрушить ребра, и лишь в завершение казни им будет позволено обрушить дубинку на череп. Его тошнило, в желудке закипала желчь, и он был рад тому, что ничего не ел с прошлого утра.

При воспоминании о еде, приготовленной рабом Максимия, Катона мутило, и он поднес связанные руки ко рту, чтобы подавить рвотный импульс.

Чья-то рука мягко легла на его плечо.

– Ты в порядке, парень?

Катон торопливо сглотнул горькую желчь, оглянулся и увидел Макрона, возвышавшегося над ним с потерянной улыбкой на обветренном лице. Быстро оглядевшись и убедившись, что остальные приговоренные слишком погружены в себя, чтобы обращать на него внимание, юноша резко покачал головой.

– Не удивительно, – промолвил Макрон, сжав пальцами плечо Катона и присаживаясь на корточки рядом с ним. – То, как с нами обошлись, – вообще сплошная мерзость. А уж то, что этот жребий выпал тебе… Послушай, Катон, я даже не знаю, как об этом говорить. Сплошное дерьмо! Хотелось бы мне что-нибудь для тебя сделать. Очень бы хотелось. Но…

– Но ничего тут не поделаешь. Я знаю. – Катон заставил себя улыбнуться. – Мы здесь, потому что мы здесь. Так, кажется, говорят бывалые солдаты?

Макрон кивнул:

– Все правильно. Но эти слова относятся к обстоятельствам, которые нельзя контролировать. А все это можно было предотвратить, следовало предотвратить! Проклятый командующий напортачил сам и стал искать тех, на кого можно свалить вину. Ублюдок.

– Ну да, – тихо отозвался Катон. – Ублюдок он и есть, это уж точно… А ты когда-нибудь раньше видел децимацию?

– Дважды, – припомнил Макрон. – Но в обоих случаях те подразделения это заслужили. Бежали с поля боя, оставив нас в дерьме. Совсем не то, что сейчас.

– Не думаю, чтобы децимацию когда-нибудь отменяли. – Катон поднял взгляд, стараясь, чтобы его лицо оставалось спокойным. – Я имею в виду, ты слышал, чтобы такой приказ когда-нибудь пересмотрели?

Макрона так и подмывало солгать, дать Катону хоть крупицу надежды, чтобы ему легче было пережить оставшиеся часы. Но центурион знал, что врун из него никудышный, не был он мастером по части измышлений. Кроме того, он чувствовал себя обязанным сказать Катону правду, это обязательство налагала на него дружба.

– Нет. Никогда.

– Понятно. – Катон опустил глаза. – А ведь ты мог бы и соврать.

Макрон хмыкнул и похлопал Катона по спине.

– Только не тебе, Катон. Не тебе. Попроси меня о чем угодно, но не об этом.

– Хорошо, если так. Забери меня отсюда.

– Не могу, – пробормотал Макрон, отведя глаза в сторону реки. – Прости. Может, тебе чего-нибудь поесть принести? Или вина?

– Я не голоден.

– Лучше поешь. Желудок успокоится…

– Ни черта я не голоден! – рявкнул Катон и тут же пожалел об этом, понимая, что Макрон хотел только хорошего.

Никакой вины Макрона в случившемся не было, а в момент интуитивного озарения Катон вдруг почувствовал: для того чтобы прийти сюда поговорить с обреченным другом, Макрону потребовалось немалое мужество, ведь этот разговор никак не обещал стать легким.

– Впрочем, фляжка хорошего вина, может, и не помешает.

– Отличная идея! – Макрон похлопал юношу по спине и устало поднялся на ноги. – Пойду посмотрю, что удастся раздобыть.

С этими словами центурион зашагал прочь от приговоренных, но Катон вдруг окликнул его. Ветеран оглянулся.

Катон, чей разум был истерзан мучительными страхами, бросил на него быстрый взгляд и сказал:

– Спасибо.

Макрон нахмурился, потом кивнул, повернулся и продолжил путь. Некоторое время Катон смотрел ему вслед, затем огляделся по сторонам, отметив, что у входа в лагерь Второго легиона сменился караул. Армейская жизнь, как всегда, шла заведенным порядком, тем самым, в жесткие клещи которого он попал почти два года назад и благодаря которому стал мужчиной. И вот теперь эта самая армия отвергла его и завтра утром собиралась убить.

Прошла смена часовых, табличка со списком караульных была передана дежурному центуриону. Катон отчаянно завидовал тем, кого нескончаемые рутинные дела держали занятыми весь день напролет, тогда как ему приходилось сидеть на земле, в плену у своих мыслей, в ожидании конца.