Добровольцы

После боя 12 апреля, после потери тех, с кем делили все, что имели, мы стали дружнее. Похоже, сгладились ранее ежедневно проявлявшиеся противоречия между «мужиками» и казаками. Последних здорово осадил факт их неучастия в мясорубке, что пришлась на некогда знаменательную дату советского календаря — День космонавтики. Так получилось, что самые главные события произошли без них. До этого каждый, кто причислял себя к казакам, был твердо уверен, что они в отряде — главные вояки, что все боевые задачи решаются исключительно их, казачьим, потенциалом. «Мужикам» же отводилась роль второстепенной, вспомогательной силы.

Бой 12 апреля разбил эту схему вдрызг. Оборону держали одни «мужики». Держали на «пять с плюсом», грамотно и мужественно. При этом никто потом не стучал себя кулаком в грудь, не кичился своим участием в бою, не кричал: я — герой!

Впрочем, что такое героизм, кого можно называть героем? Извечные вопросы. Наверное, всякий добровольный, осознанный риск человека собственной жизнью во имя высокой цели — это и есть героизм. Если так — то мы все (ни много ни мало) и есть герои. Любой из нас мог оказаться на месте Кости Богословского, Володи Сафонова, Димы Попова, сложивших свои головы за православных братьев.

* * *

Смотришь по сторонам и понимаешь, что война — уникальное поле, где время как физически-философская категория вывернуто и перекручено самым диковинным образом. Отсюда масса курьезов и парадоксов эпохально-временного характера. Взять, к примеру, участников нынешнего сербско-боснийского противостояния. В их распоряжении вполне передовое оружие, «продвинутые» средства связи, данные воздушной, а возможно, и космической, разведки. Перечисленные факторы — бесспорные приметы нынешнего двадцатого века. А вот бытовые условия воюющих, «сермяжная» окопная действительность… Здесь, похоже, все так же, как было сто, двести, тысячу лет. Те же каменные брустверы, ветхие палатки, свининофасолевое варево на костре. Никаких примет цивилизации и прогресса! Эпохи сходятся и перекручиваются!

Вспоминается и о другом. Конкретный, прикладной смысл всякой войны (если оставить в стороне высокие идеи и прочие составляющие понятия, такие как «правое дело») — убийство одних людей другими. Средства убийства постоянно совершенствуются, они отражают все достижения той же самой цивилизации. Приметы этого процесса здесь налицо. Это то же вышеупомянутое современное оружие и все, что с ним связано (прицелы ночного видения, «умные» мины, гранаты наступательные, гранаты оборонительные и т. д. и т. п.). Вот он, прогресс! Только кровь, что проливается в результате использования этого самого прогресса, — та же самая по цвету, вкусу, составу, что проливалась в боях и битвах сто, двести, тысячу лет назад.

Наверное, и боль, мучения, шок, что испытывает раненый или изувеченный, — вне понятий «время» и «прогресс». Какая разница, от чего человеку больно: от вошедшей в него пули со смещенным центром тяжести или от впившейся опять же в него стрелы с коварно изогнутым наконечником? Или отсеченная боевой секирой рука прирастет к телу быстрее, чем рука, оторванная взрывом гаубичного снаряда?

Снова какое-то завихрение эпох и временных систем. Неужели присутствие войны и, соответственно, массовое сознательное убийство одних людей другими — это то, что объединяет эпохи? Ничего себе объединительное, замешанное на крови, начало! Где же прогресс, торжество гуманности, триумф здравого смысла? Куда движется, да и движется ли вообще человечество?

Впрочем, над этими вопросами голову надо ломать только после победы. По крайней мере, после возвращения домой. А еще лучше — гнать эти отдающие гнилым пацифизмом мысли прочь. В крайнем случае, любые рассуждения о войне начинать исключительно с того, что составляет великий смысл великого понятия «правое дело». Глубоко символично, что на самой массовой медали, которой награждались участники Великой Отечественной войны, выбиты слова: «Наше дело правое…» На том стояли и стоять будем. В нынешнем (включая этот «положай» в боснийских горах) и в будущем. В грядущих боях за Русское Дело!

* * *

Вряд ли кто из нас, выживших в бою за высоту Заглавок 12 апреля 1993 г., согласится когда-либо участвовать в дискуссиях на темы мужества и героизма. В лучшем случае, выслушав чьи-то пафосные откровения по этому поводу, любой из нас просто хмыкнет и отойдет в сторону. После того боя у нас свои, очень личные представления об этих понятиях. Вовсе не «белые и пушистые», ничего общего с книжно-киношными трафаретами не имеющие. Оказывается, и героизм, и мужество, и патриотизм могут запросто оказаться в «одном флаконе». Подчас, в предельно конкретных условиях, эти высокие качества запросто могут быть спрессованы в единственную, но очень жесткую установку: лежать и стрелять, максимально бережно расходуя патроны, не допуская даже намека вспомнить, что в военном деле существует такой вид маневра, как отход. На свои личные представления о мужестве и героизме мы имеем полное право. И эти представления для нас — единственные правильные.

* * *