Добро пожаловать в прайд, Тео!

Прочитал Фёдор его трижды. Оно было не коротким. Но и не слишком длинным. Но весь смысл его дошел до Фёдора Дягилева далеко не сразу.

«Мы с Лолой желаем тебе удачи. У нас пятый ряд партера, центр, надеюсь, нам будет все прекрасно видно и слышно. И я лично надеюсь, что мне удастся не упасть в обморок от наслаждения. А Лола сказала, что лично отлупит каждого, кто откажется признавать, что ты - лучший из лучших, вот этим»

«Этим» оказался букет кремовых роз, что красовался на следующим за сообщением фото.

Фёдор сел на хвост. Вскочил, проверил – нет, на месте, держится. И принялся метаться по гримерке.

Лола. На спектакле будет Лола. Она пришла. Сама пришла. Сама захотела. Ну и что, что с Ди Мауро. Если бы не захотела – никакая сила ее бы не заставила. Значит, захотела, значит, сама.

Эти слова – «пришла», «сама», «захотела» - крутились и стукались в его голове, как бильярдные шары после соударения. А потом вращение остановилось. Фёдор – тоже.

Вот он – его личный плюс-старт. И нет у него теперь никакого права на ошибку. Потому что Лола будет в зале. Он обещал Энрико сто процентов. Ха! Сто двадцать не хотите? А сто сорок? А двести?!

И закинув хвост на руку, Фёдор Дягилев шагнул к двери.

Картина десятая, в которой пожинают то, что посеяли. Каждый – свое.

- Смотри, вон там сидит синьора Альфано.

- Где? И кто она такая? Она из клаки?

Они с Гвидо переговаривались шепотом. Совершенно непонятно, почему – в зале перед началом спектакля стоял равномерный гул. Но они оба чувствовали себя практически шпионами на задании.

- Ты с ума сошла! Клакеров так просто заранее и не вычислишь. А синьора Альфано – педагог Тео по вокалу.

Лола впилась взглядом в женщину, сидевшую в следующем ряду, на несколько кресел левее. И узнала ее. Та самая Джульетта на балконе. Оказывается, это его педагог. Она вдруг показалась Лоле ужасно красивой – красивой настоящей итальянской красотой, с кремовой бархатистой кожей, темными влажными глазами и затейливой прической блестящих черных волос. А роскошные формы только добавляли ее красоте шарма.

- Она хороший педагог? – прошептала Лола Гвидо на ухо.

- Очень, - кивнул он.

- Настолько хороший, что ты готов простить ей размер больше сорок восьмого?

- Лола! – возмутился Ди Мауро, но тут подал голос оркестр – и они притихли. Еще не поднят занавес, но винтики в невидимом механизме премьеры уже вовсю крутятся.

***

- Господи… он собрался свистеть.

- Что?!

- Эта знаменитая ария Мефистофеля со свистом. Обычно свист изображает оркестр. Но Шаляпин, например, свистел сам.

- Что в этом такого?

- Тео не хватит дыхания, вот что! И он сорвет арию! Ну зачем, вот зачем он выпендривается, а?

«Потому что это Фёдор Дягилев!», - хотелось ответить Лоле. Но сказала она другое.

- Не каркай!

- Лола… - Гвидо смотрит на нее умоляюще. Его безупречные римские кудри сейчас прилипли ко лбу. – Я видел у тебя в сумочке бутылочку из-под йогурта. Но там же не йогурт, да?

- И даже не пиво, - Лола ловко передает ему под столом бутылочку. Отхлебнув из нее, Гвидо закашлялся и вытаращил глаза.

- Это…

- Граппа. Оставь мне.

Прозвенел звонок. Группа поддержки Фёдора Дягилева в составе Лолы Ингер-Кузьменко, Гвидо Ди Мауро и граппы «Нонино» поспешила занять свои места в зале.

***

- Почему клака ничего не делает? – тихонько шепчет Лола на ухо Гвидо. Фёдора нет на сцене, можно передохнуть. Партию со свистом он исполнил блестяще, вызвав овацию в зале. Но напряжение не отпускает. Лола чутко присушивается к каждому звуку, всматривается в каждое движение в зале.

- Не знаю, - слегка растерянно отвечает Гвидо. – Наверное, ждут финальной арии. Чтобы… - он судорожно вздохнул. – Ждут, когда у него кончатся силы.

«Не дождутся», - мрачно и уверенно сказала себе Лола. Пальцы ее в очередной раз сжали букет. Шипы в очередной раз укололи ладонь, но она не чувствовала этой боли.

На сцене снова появился Фёдор. Лола снова про все забыла.

***

«Запомни, здесь мощное крещендо. Если оно будет у тебя звучать дольше оркестра – ты король. Если, конечно, ты сможешь это вытянуть. Именно так делал Шаляпин. Но если ты не уверен в себе – не рискуй. Главное, допеть ровно до финала». Эти слова Кавальери Фёдор вспоминал, выходя на сцену.

Нет, Энрико, допеть ровно до финала – не для меня. Сегодня я буду рисковать на все деньги. Сегодня мне есть, для кого рисковать.

***

Крещендо шло к финалу. И вот уже смолк оркестр, утих последний звук гобоя. А голос все звучал и звучал. Он словно зажег своим звучанием притушенную под потолком огромную хрустальную люстру – и она озарила невидимым глазу светом все. Как будто на крупный бриллиант направили мощный прожектор – и полетели брызги ослепительного света во все стороны.

Дальше - тишина.

Свет и тишина.

А потом старые стены «Ла Скала» дрогнули от взрывной волны оваций. Спектакль был остановлен на десять минут, но потом все же продолжился.