Добро пожаловать в прайд, Тео!

- Синьора Ингер, я отдаю вам Теодора на день. Даже – на полтора. Завтра у нас поет второй состав. А вот послезавтра… послезавтра днем я прошу вас вернуть мне Теодора в полном здравии и прекрасном расположении духа. И чтобы хвост у него больше не отваливался.

Про хвост Лола ничего не поняла, а всему остальному старательно кивала. И крепко держала Фёдора за руку.

- Так, Тео, машина у служебного входа, - обратился режиссер уже не к Лоле. - Мы организуем коридор, но в твоих же интересах как можно быстрее сесть в автомобиль. Ты справишься? – Фёдор кивнул. - Там на улице творится что-то невообразимое.

- Могу себе представить, - неожиданно подал голос Гвидо.

Кавальери резко обернулся и смерил Ди Мауро внимательным взглядом.

- Так. Вы разбираетесь в опере, молодой человек?

- Я скромный любитель и большой поклонник.

- Отлично! – Кавальери энергично подхватил Гвидо под руку. – Мне по зарез надо обсудить спектакль с кем-то непредвзятым, но не полным идиотом.

- Я именно тот человек, который вам нужен! – клятвенно уверил режиссёра Ди Мауро. У него был вид человека, внезапно при жизни вознесенного в рай. И это Гвидо еще не знал, что к их диалогу за столиком ресторана присоединится Джульетта Альфано, что этот вечер он будет вспоминать всю жизнь, и он станет лучшим подарком на день рождения.

А Лола стояла и смотрела, как собирается Фёдор. Как неловко он натягивает куртку, как медленно рассовывает по карманам ключи, портмоне и телефон. А все потому, что он не сводил с нее взгляда глаз цвета бутылочного стекла. Бесконечно усталых и бесконечно счастливых.

***

До машины они добрались почти без потерь – насколько это было возможно. На лица, проплывающие за стеклами автомобиля, Лола не смотрела. Она смотрела на Фёдора. А он смотрел на нее. Они молчали.

У гостиницы дежурили папарацци, засверкали вспышки камер. Когда-то Лола считала эти вспышки хорошим, удачным признаком, знаком успеха. Теперь же они от этих вспышек убегали.

Убежали. Скрылись. Спрятались в тишине и уединении гостиничного номера.

Фёдор привалился к стене. И по-прежнему не сводил с нее взгляда. И руки их были все так же ладонь в ладони.

- Тебе надо принять ванну, Фёдор, - его пальцы едва теплые. – Горячую ванну. А я пока закажу ужин.

- Нет.

- Ты едва стоишь на ногах! Тебе нужно согреться, поесть и в постель.

- Обними меня.

Словно удар под дых. Непонятно, что действует сильнее, сами слова, его тон, его взгляд. Или шаг, который он делает к ней. Но вот они снова обнимаются.

- Ты здесь… - шепчет он. – Ты здесь…

- Я здесь, - Лола пытается говорить сквозь комок в горле. – И я очень тебя прошу – давай я наберу тебе ванну.

- Нет.

- Но почему?!

- А если ты исчезнешь, пока я буду в ванной?

- Как?!

- Как в прошлый раз.

Лола замерла, слушая его частое дыхание. Так, нет, это она обдумает потом!

- Я не исчезну, обещаю.

Он прижал ее к себе крепче.

- Все равно не пойду в ванну.

Это было так по-детски. И так… так…

- Ну хорошо, давай хотя бы ты поешь.

- Я не хочу есть.

Лола вздохнула. Ну что с ним прикажете делать?!

- Ну а в постель ты ляжешь?

- Только с тобой.

Он снял только куртку и кроссовки. И так и стоял у огромной кровати - в белой футболке с бурыми пятнами на плече и джинсах.

- Ты первая.

- Так! – у нее лопнуло терпение. И Лола толкнула его в грудь. Но на постель они упали вдвоем, потому что ее руку Фёдор так и не выпустил. А она, уже лежа в постели и чувствуя, как трещат швы на платье, которое сама и сшила, обняла Фёдора, как смогла – руками, ногами, оплела. Отчетливо ощущая, как ему это сейчас необходимо. Прижалась щекой к груди. Его ладонь прижалась к ее спине.

- Ты не исчезнешь?

- Не исчезну.

- Не уйдешь?

- Не уйду.

- Я завтра проснусь – и ты будешь рядом?

- Буду.

- Обещаешь?

- Обещаю

- Клянешься?

- Клянусь.

Лола ждала очередного вопроса – и не дождалась. Не потому, что у Фёдора кончились вопросы. А потому, что синьор допрашивающий уснул.

Она лежала, слушая его тихое ровное дыхание. Потом подняла голову – он не пошевелился. Лола села и принялась его рассматривать. Из соседней комнаты падал свет, и теперь, без театрального грима, было видно, как Фёдор осунулся и похудел. Но все равно сейчас его лицо было безмятежным. Безмятежным и прекрасным.

Она сидела и смотрела. Сначала смотрела с кровати. Потом перебралась на стул, придвинув его к кровати. А потом Лола вдруг резко встала на ноги. Только бы… только бы в номере нашлось…

Нашлось. Целая стопка бумаги и карандаш. На чистых белых листах стаяли появляться линии, превращаясь с силуэты. Ломался грифель, но нашлась и точилка. Затекла спина, но Лола не обращала на это внимания. Она смотрела. Смотрела и рисовала. Рисовала и смотрела. Убывали чистые листы. Множились листы, испещренные удивительной красоты эскизами. Никогда в жизни она не создавала ничего лучше.

Лола со стоном разогнулась, когда за окном стало светать. Наклонилась, коснулась руки. Привычно теплая, почти горячая, расслабленная, красивая. Как и он сам. Ее любимый. Ее источник вдохновения. Ее всё.