Блейк шла по знакомым коридорам в окружении тишины — стоило обитателям или гостям особняка ее заметить, как они замолкали, пристально провожая взглядами: слуги, многие из которых знали ее в лицо; какие-то важные фавны в дорогих костюмах, которым что-то понадобилось от ее отца; стражники, в блестящей броне с черной лилией, застывшие у каждой двери.
Ей мнилось, что каждый из них осуждает ее, каждый видит насквозь, знает о каждой ошибке, слабости или трусости. Их взгляды царапали кожу, в молчании она слышала приговор — и каждый новый шаг по этой дороге позора давался ей все тяжелее, ведь в конце ее ждал самый страшный и окончательный суд. Наконец, она не выдержала. Сделав два торопливых шага вперед, она вцепилась в куртку Хонга и спряталась за его спиной — и дальше шла, не глядя по сторонам, едва замечая повороты и людей, сосредоточившись только на том, чтобы ставить одну ногу перед другой. Краем сознания она заметила, что рядом с ней пристроилась тетя, время от времени тихо командующая Хонгу, куда свернуть.
В себя ее привел тихий щелчок закрывшейся двери за спиной. Вздрогнув, Блейк быстро оглядела знакомую комнату. Этот зал, обставленный все в том же неброском стиле сдержанного достатка, использовался для еженедельных обедов в кругу самых близких друзей — длинный стол на двадцать персон, для всех приглашенных, а также их жен и детей. Блейк, будто это было вчера, помнила, как торопливо съедала все принесенное, чтобы выскользнуть вместе с остальными ребятами в парк, где можно было носиться друг за другом в догонялки, прятаться по кустам и лазать по раскидистым ветвям сакуры, которой был засажен внутренний двор.
Как же давно это было…
Азалия присела напротив — забравшись на стол, она подогнула под себя ноги и внимательно смотрела на бывшую ученицу, рассеяно крутя на пальце пистолет. Сейчас она казалась еще старше, чем пять минут назад… а всего-то и изменилось, что взгляд — из суровой строгости к усталости и разочарованию. Видимо, Охотница все-таки разглядела в ученице что-то за этот короткий путь по поместью в гробовой тишине, что заставило ее изменить свое мнение.
— Ты действительно дура, Блейк, — тихо сказала она.
Не дождавшись ответа, она перевела внимательный взгляд на Хонга. Пистолет замер в ее кулаке, недвусмысленно указывая на лиса. Дуло засветилось изнутри молочно-белым светом, похожим на утренний туман, когда самый опасный человек на континенте активировала свое Проявление.
И именно этот зыбкий туман был причиной, почему главой Охотников Менаджери стал ЧЕЛОВЕК. Девять лет назад, когда Блейк открыли ауру, именно ее папа умудрился нанять для обучения дочери — лучшую Охотницу Мистраля, живую легенду, не хуже Вейлской Глинды Гудвич. Азалия учила ее только рукопашному бою и стрельбе, три раза в неделю — но уж это делала на совесть, ибо стрелять умела не хуже Хонга.
Два малокалиберных пистолета, в иных руках почти бесполезных против Гримм, ее Проявление превращало в эквивалент тяжелых противотанковых ружей, потому что позволяло игнорировать основную причину того, из-за чего огнестрел так и остался лишь вспомогательным инструментом для Охотников — невозможность добавить в кинетическую энергию пули и праховых эффектов собственную ауру.
После того самого нападения на Менаджери и раскола Белого Клыка, папа уговорил Азалию уехать вместе с ним — потому что та действительно могла, просадив всю свою немаленькую ауру в один-два выстрела, "прокачать" обычную пушку до мощности "антидраконьей". Убийца Драконов — так ее звали в стране фавнов, "Третья Пушка Менаджери" — смеялись подчиненные ей Охотники, когда были уверены, что командир не услышит.
Раньше Блейк никогда не задумывалась об этом, но сейчас поймала себя на мысли: "А когда папа нанимал ее для обучения, это было просто желание достать самое лучшее для своей дочери или он уже тогда искал способ обойти ограничения Королевств?"
— Я уже отправила сообщение твоим родителям, — спокойно сказала Азалия, глядя на Хонга поверх прицела. — Они на встрече, но скоро освободятся. А пока нам следует решить другой вопрос: кто, черт возьми, ты такой?
Они ответили с такой синхронностью, будто репетировали это несколько часов. Мягкий и глубокий голос Блейк сплелся с густым баском Хонга, и кошка с удивлением отметила одинаковую сталь и уверенность в таких разных голосах:
— Он мой партнер.
— Я ее партнер.
— Ты не похож на ту грудастую блондинку, — хмыкнула Азалия. — Да и на Охотника — тоже, уж я-то разбираюсь.
Ее пальцы в кожаных перчатках со скрипом сжались на рукоятке:
— Белый Клык.
Хонг не задумался над ответом ни на секунду:
— Больше нет.
— Еще один раскаявшийся? — оскалилась Охотница.
— Раскаяние — это не ко мне. Я был солдатом — выполнял приказы, стрелял в кого скажут. В кого не скажут — не стрелял. А потом этот рогатый ублюдок убил двух моих друзей, потому что они оказались против той херни, которую он устроил в Вейл.