Добравшись до горы

Наконец дровосек сообщил своей спутнице, что можно спускаться. Дабы облегчить себе путь, они для начала переместили на веревке всю поклажу, вес которой к тому же должен был удерживать веревку натянутой. Затем начал спускаться юноша. Если веревка выдержит его, то уж тем паче — более легкую и за время скитаний в горах изрядно исхудавшую девушку. Добравшись до первого уступа, Клаус помахал Клауди рукой, и девушка начала спускаться. Она тоже благополучно добралась до этого места. Они повторяли это раз за разом, покуда не достигли дна пропасти. Подергав веревку из стороны в сторону, дровосек освободил ее. Спуск занял остаток дня. Нечего было и думать о том, чтобы тут же начать подниматься по противоположной стене. В пропасти было много влажного снега, и путники начали скатывать его в большие комья, намереваясь соорудить ночное укрытие.

У них получилась полукруглая стенка, которая защищала от дувшего в ущелье ветра. Разложили костер из немногих оставшихся дров, кое-как согрелись сами и разогрели последние кусочки мяса. Теперь им приходилось рассчитывать только на гостеприимство хозяев замка и башни. Вернее, на это надеялся лишь романтически настроенный Клаус. У Клауди же не было никаких иллюзий. Она знала, кто обитает в этой горной твердыне. Всю ночь в ущелье царила тишина, не считая воя ветра, но толком выспаться юным путешественникам не удалось. Озноб пробирал до костей. Как ни берегли они последние полешки, костер быстро прогорел, а угли остыли. Невыспавшиеся и полуголодные, юноша и девушка поднялись, едва рассвело. Нужно было искать путь наверх. Козья тропка, о которой говорил дровосек, выглядела ненадежной.

— Попробую подняться сам, — пробурчал Клаус. — Если доберусь, сброшу тебе веревку.

— А если не доберешься? — клацая зубами от холода, спросила Клауди. — Свалишься, костей не соберешь…

— Что же тогда делать?

— Я сама полезу наверх и сброшу тебе веревку.

— А если ты костей не соберешь?

— Да, это тоже может произойти.

— Пойдем вдоль ущелья, вдруг отыщем более подходящий подъем?

— Верное решение, — согласилась девушка. — Не хотелось бы свернуть себе шею в двух шагах от цели.

И они двинулись по дну пропасти в ту сторону, куда поднималось ущелье. Идти по глубокому мокрому снегу было тяжело. На каждом шагу путники проваливались по колено, а кое-где и по пояс. Великолепные сапоги, которыми узборские гномы снабдили своих гостей, выдержали длительный переход по каменистым пустошам и тропам, но разбухли от сырости и стали пропускать влагу. Приходилось останавливаться, снимать обувку, вытряхивать из нее воду, стаскивать чулки, отжимая их и развешивая на выступающих из снега валунах для просушки. К счастью, горное солнце изрядно припекало. Кое-как просушив сапоги и натянув на ноги волглые чулки, юные путешественники двигались дальше. Из-за этих вынужденных остановок за день Клаус и Клауди прошли не больше четырех миль, и ночевать им опять пришлось в ущелье.

Глава двадцатая. Порождение проклятых сил

Наверное, это была самая худшая ночевка из всех, что им довелось пережить за время путешествия. Сырой снег, жесткие камни вместо постели и ледяной ветер. Холод пронизывал до костей. Чтобы хоть как-то согреть свою спутницу, Клаус обложил ее козьими шкурками и обвязал веревкой. Глядя, как дрожит Клауди, юноша думал о том, что если они завтра не доберутся до какого-нибудь жилья, следующая ночь может стать последней. Рассвет не принес облегчения. Солнце взошло, но в ущелье скопился туман, который ни за что не хотел покидать его каменные стены. Юные, но чрезвычайно ослабевшие путешественники передвигались почти на ощупь, всюду натыкаясь на обледенелые валуны и не находя выхода.

Если бы не упорство, с которым молодые души все еще цеплялись за жизнь, конец их был бы предрешен, но Светлые Силы еще не оставили своих посланников. Луч полуденного солнца, словно меч, рассек промозглую мглу, благотворным жаром объяв изможденные тела путников. И когда глаза их привыкли к яркому свету, они увидели полустертые ступени крутой и узкой лестницы, что вела из пропасти к подножию стены замка. Клаус и Клауди не выразили своей радости не то что словом, а даже улыбкой. Они обессиленно опустились на нижнюю ступень и долго так сидели, наслаждаясь теплом солнца, потом разделили оставшиеся кусочки козьего мяса и принялись карабкаться по лестнице на четвереньках, потому что боялись распрямиться во весь рост.