До второго потопа

Наконец, с большим опозданием прибыли на исходный рубеж, в 342 дивизию, и получили боевую задачу. Артиллерийский полк придавался передовой группе, которая должна была преодолеть сопротивление немцев на левом берегу Волги, перейти реку по льду и смять вторую линию обороны на правом берегу, образовав брешь для прорыва.

Трое суток готовились к работе: изучали топографию местности со схемами укреплений врага, готовили матчасть, работали с личным составом. В артполк влили остатки нескольких разбитых ранее противотанковых батарей. Один из бывалых – наводчик Сергеев попал в батарею Булая. Он выделялся среди новобранцев особой манерой держаться и свойством быть во всем первым – и у котла, и на позиции. Бойцы сразу приняли его первенство, и растопырив уши слушали его байки. А судя по ним, Сергеев успел побывать в пекле и выйти из него живым и здоровым.

Погода установилась прекрасная – мороз и солнце. На удивление немецкая авиация не донимала. Лишь в небе привычно висела ноющая, как зубная боль, точка самолета-корректировщика. Немцы, видно, поняли, что русские готовят наступление и закапывались поглубже. Здесь, на передовой Севка впервые увидел новые танки Т-34 и КВ-1. Особенно его впечатлил «Клим Ворошилов». Зная пробивную способность своей пушки, Севка прикинул, что она, скорее всего, лобовую броню этого богатыря не взяла бы. Хотя боковую – пожалуй. Вообще Севка гордился своими орудиями. Новенькие ЗИС-2 стали выпускаться только несколько месяцев назад. Это были удобные, скорострельные и сильные орудия. Пушки были настолько мощными, что Ставка приказала осенью прекратить их выпуск, потому – что они пробивали броню немецких танков как жестянку. Ведь основной танк вермахта – Т-3, имел лобовую броню всего в 5 сантиметров, а боковую и того меньше. Тяжелых танков немцы пока не делали. Бить в башню такой машины было бесполезным делом. Если не попадешь в зарядный отсек, то снаряд прошивает танк насквозь, и уходит в воздух, не выводя его из строя. Противотанковые ружья и сорокопятки для таких танков годились больше. Их снаряды проникали в коробку и метались там, поражая живую силу.

Да, советские машины превосходили немецкие. Только у немцев их было много, а у нас пока маловато.

Седьмого числа был зачитан приказ о наступлении. Стоя в ряду артиллеристов и слушая сиплый голос командира полка, Булай ощущал, как в душе его растет тревожное напряжение. Завтра начнется… После ужина он в который раз проверил состояние казенников и прицельных приборов орудий, приказал расчетам ложиться отдыхать и прилег сам в своей командирской землянке, выкопанной бойцами на скорую руку. Дневная усталость взяла свое и он заснул. Но словно разбуженный чьей-то холодной рукой, проснулся задолго до рассвета. И уже не мог вернуться в сон. Тревожное ожидание забрало душу в свои руки. Полежав с открытыми глазами, Булай поднялся, вышел из землянки и закурил. Ночь еще властвовала над миром. В небе мерцали кристаллики мелких зимних звезд, передовую окутала тишина. Не поднимались вверх даже осветительные ракеты, которые немцы в обычное время жгли бессчетное количество. Мир будто сжался перед началом новой кровавой схватки. Севка облокотился на бруствер и смотрел на едва видные силуэты холмов и зарослей кустарников на стороне врага. За кустарником едва угадывались развалины деревни Ножкино. Там, впереди несла подо льдом свои воды Волга. Впервые он увидел эту великую воду лет десяти от роду, когда батя взял его с собой в Нижний покупать сельхозинвентарь. Они стояли тогда на откосе рядом с Кремлем и любовались открывшимися видами. Был жаркий летний день. Под бездонным бирюзовым небом неспешно катила свои воды Волга, а по ней шли белые суда, покрикивая низкими голосами гудков. И было что-то могучее, что-то родное в этом движении. Мальчишка ощущал себя окруженным незримой любовью всего сущего, которое дарит ему эту красоту. Позже Севка пару раз ездил рыбачить со своими друзьями-студентами в окрестности Лыскова, расположенного не так далеко от техникума, где он учился. Ночевки на берегу Волги с костром и песнями остались в его памяти теплой и жизнерадостной картиной.

И вот теперь его Волгу захватили пришельцы. Они обуглили землю вокруг нее, сожгли человеческое жилье и убивали, убивали, убивали…. Они исключили его, Севку, его отца и мать, весь русский род из списков достойных быть на Земле. Страшные картины принесенной врагом беды всплывали в памяти парня. «Гады, гады, проклятые – тяжело ворочалась в его голове мысль – карать вас, карать беспощадно» и чувство ненависти камнем давило грудь.