До встречи в Венеции

Дома она устала отвечать на вопросы соседей и знакомых о том, как ей новая семейная жизнь. Чаще всего Преш коротко бросала в ответ, что ей об этом ничего не известно, поскольку она не замужем и не собирается выходить замуж, и люди, заметив что-то неладное, не вдавались в лишние расспросы.

Дарья, встречавшая подругу в аэропорту, удивилась, когда ей навстречу вышла грустная, непричесанная, небрежно одетая Преш. Обе подруги тут же разрыдались.

По пути в университетский поселок Дарья, наблюдавшая за Преш краем глаза, не выдержала:

— Нельзя так переживать, дорогая. Не стоит.

— Знаешь, с тех пор он не позвонил мне ни разу. Ни одного телефонного звонка, ни одного электронного письма. Тетя Гризельда наняла частных детективов, и выяснилось, что в Шанхае нет никакого Джеймса Беннета и нет никакой фирмы с его именем. В Северной Каролине то же самое: никто ничего не слышал о Беннете. Как будто его и не было на свете. Кто он такой и зачем он все это затеял, можно лишь догадываться, впрочем, тетя Гризельда уверяет, он хотел получить мои деньги.

— Какие деньги? — удивилась Дарья.

— То же самое я сказала тете Гризельде. Какие деньги? Магазин — вот все, что у меня есть, торговля антиквариатом обеспечивает мне приличное существование, но не более того. Но тетя Гризельда возразила, что благодаря моей парижской квартире и бриллиантам создается впечатление, что я богата. Она сказала, что Беннет, скорее всего, счел меня очень богатой, когда узнал, что она моя тетка и единственная родственница. «Понимаешь, к чему я клоню», — сказала она. Она и еще кое в чем призналась.

— Призналась? В чем же, если не секрет? — В эту минуту Дарья припарковала машину перед своим домом.

— Помнишь вечер накануне свадьбы? Как мы все тогда веселились, произносили тосты, дурачились… — Дарья кивнула. — Все, за исключением Беннета. Я еще тогда заметила, с каким серьезным видом он разговаривал с тетей Гризельдой. Так вот, она призналась мне, о чем они беседовали. Она сообщила Беннету, что какой-то сумасшедший чуть было не столкнул ее машину с обрыва. Первая ее мысль была такая: «Чертовски обидно погибнуть накануне свадьбы Прешес». На что Беннет заметил, как бы в шутку: «Может быть, Преш это подстроила, чтобы убрать вас и завладеть наследством?» Тетя Гризельда удивилась, но затем, глядя ему прямо в глаза, сказала: «Нет, только не она. Преш знает, что ей ничего не завещано. Она сильная и умная девушка. Я верю, что она сама пробьет себе дорогу. Все, что принадлежит мне, после моей смерти достанется детскому онкологическому центру, а остальное будет передано в питомник, где ухаживают за старыми скаковыми лошадьми». Как говорит тетя, после ее слов Беннет стал хмурым и, как я вспоминаю, почти всю обратную дорогу он хранил молчание.

— Негодяй, — не выдержала Дарья, когда они входили в дом.

Лора, чудо-ребенок, бросилась им навстречу. Преш подхватила ее на руки, в шутку жалуясь на то, какая она стала тяжелая.

— Эй, да ты растешь прямо как на дрожжах. Обещай, что не будешь делать этого, пока сидишь у меня на руках.

— Обещаю, тетя Преш, честное слово, обещаю.

Том, одетый просто, по-домашнему, вышел ей навстречу из кухни. Он был не только ученым, но и гурманом и отлично готовил. Том откупорил бутылку недорогого красного вина.

— Добро пожаловать, страдалица! — воскликнул он, подавая Преш бокал с вином. — Лучше утопи свое горе в этом напитке.

— Том… — Преш взглянула на него умоляюще, в ее глазах стояли слезы.

— Выбрось все из головы. Беннет не вернется, а если он попытается вернуться, то только через мой труп. — Том налил жене бокал вина, а Лоре передал стакан с соком.

— Давай договоримся, — сказал Дарья, когда Преш уселась на продавленный диван, прикрытый покрывалом. — Мы с Томом решили дать тебе тридцать дней «жалости». Это означает, что ты можешь тридцать дней плакать, страдать, жаловаться — одним словом, упиваться своим горем. После этого — все, конец страданиям.

Она присела рядом с Преш:

— Тебе ясно? Тридцать дней «жалости» к самой себе, а затем пора начинать жить.

Преш с сомнением взглянула на нее:

— Ладно, я попытаюсь.

— Я знаю, ты справишься, Преш. Никто ведь не умер, никто не пострадал, пострадала только твоя гордость. Обещай мне начать новую жизнь, а мы обещаем выслушивать все твои жалобы в течение тридцати дней. Хорошо?

Том вынул из духовки горшок с тушенной в красном вине говядиной по-бургундски. Он быстро нарезал ломтиками хлеб и достал миску с салатом.

— Ну-ка, давайте попробуем, что тут у нас получилось.

За всю жизнь не было трапезы более приятной, чем эта, думала Преш, сидя рядом со своими друзьями, окруженная их заботой и любовью. Слезы капали в бокал с вином. Так начался ее первый день «жалости».

Дарья и чудо-ребенок ни на минуту не оставляли Преш одну. Они брали ее с собой то на прогулки к реке, то за покупками в книжный магазин, где можно было полистать новые книги или послушать компакт-диски. Но, несмотря на все их усилия, Преш порой становилось так тошно, что она решила уехать в заброшенный коттедж на мысе Кейп-Код, чтобы побыть наедине с приятными воспоминаниями юности.