До встречи в раю

Люся даже не подняла голову. Это не понравилось ему: мотался весь день, устал как собака, война высасывала все силы, и только одному ему было известно, какого напряжения стоили человеку его возраста долгие поездки, бессонные ночи, руководство боями... Да и что вообще могла понять эта красивая кукла? Старый Кара-Огай, конечно, выдюжит многое, свернет шею любому. Но, не дай Бог, оступится, дрогнет - тут же сотни головорезов, уголовники набросятся, как стая шакалов, и порвут его в клочья. Не поможет и божественный титул Лидера. Конечно, в открытую не набросятся, но обязательно найдутся несколько мерзавцев, которые отыщут возможность выстрелить в спину и потом списать на фундаменталов.

- Люся, хватит,- глухо сказал он. Я очень устал, у меня сегодня был очень трудный день.

- А обо мне ты подумал? - едва подняв голову, подала голос она.

- Только о тебе и думал,- ответил он.

- Ты меня сделал наложницей своего дома! - выкрикнула Люся, повернувшись на бок. Твои биндюжники готовы конвоировать меня даже в туалет. Ты меня арестовал? И какой срок ты мне дал? Три года, пять лет или пожизненно? Будешь хвастаться: моя любовница тоже сидела!

- Замолчи... - Голос Кара-Огая потяжелел, будто налился металлом. Ты же знаешь, за мной охотятся, хотят убить. Но первая пуля в мое сердце, чтобы ты знала, моя дорогая девочка,- последние слова дались ему с большим трудом,- будет та пуля, которой выстрелят в тебя. Да, я, немолодой уже человек, познавший многое в жизни, живущий только любовью к тебе, не вынесу, если хоть волосок упадет с твоей головы. А они, я это хорошо знаю, моя разведка донесла, готовятся убить тебя, мой ангельский голосок...

- Голосок, волосок,- пробурчала она. Стихи еще начни писать.

И это проглотил старый влюбленный. Он решил терпеть до конца.

В перезревшем возрасте человек похож на гнилой фрукт: его не поднимешь, чтоб съесть, к нему не прикоснешься, дабы не замараться. Единственное, что остается ему,- поворачиваться к миру так, чтоб не был виден сгнивший бок.

Он вспомнил о подарке, вытащил из кармана бархатную коробочку, аккуратно присел на широкую кровать... В глазах Люси вспыхнул заинтересованный огонек.

- Папочка что-то принес?..

И Кара-Огай умиротворенно подумал, что и на этот раз он стерпит роль джентльмена. Англосаксонского пошиба... Все же у них пока добрачный период, и даже при полном отсутствии законов в нынешней жизни привычка к известным нормам осталась: брак с необъезженной Люсенькой он обязательно оформит официально. Да и ей это в конце концов пойдет на пользу. Ей, бедолаге, некуда больше деваться. Назад к мужу дороги нет - да и он, если не полный безумец, вряд ли рискнет что-то оспаривать у всемогущего Лидера Движения. Несчастного доктора уничтожат лишь потому, что он попытался неудачно напомнить о себе, и сделают это, увы, даже не испросив высочайшего соизволения... "Толпа благоговеет... И если меня не убьют через месяц, через полгода, я переманю все силовые структуры столицы, добьюсь, чтоб заткнули глотки всем левым партиям, и тогда пост президента автоматически перейдет в мои руки. А русская жена на этом этапе - еще один плюсик. Русским в глубине души нравятся смешанные браки. Потому что в большинстве своем они интернационалисты. А еще они наивно думают, что русские женщины способны поднять азиата до своего уровня".

Люся, забыв о щедром любовнике, с неподдельным восхищением любовалась жемчужным колье... "Какие же мы разные,- подумал с внезапно нахлынувшей грустью Кара-Огай. Ей достаточно блестящей безделушки, мне же подавай всего лишь президентское кресло..."

Она распахнула халат, обнажив плечи и грудь, медленно надела колье, передернулась, кожей ощутив его холод и тяжесть.

- А оно не фальшивое?

- Вольтанулась, что ли? - неожиданно для себя употребил тюремный жаргон Кара-Огай. Впрочем, Люся не обратила внимания, и он поторопился внести ясность: - Человек, который мне продал его, сказал, что это очень дорогая вещь. Говоря это, он хорошо сознавал, что гарантией честной купли-продажи была еще одна дорогая вещь...

- Его несчастная жизнь? - равнодушно спросила Люся.

- Разумеется.

* * *

Город вымер. Люди прятались по щелям, продукты не подвозились, и бывшие сокамерники очень скоро отощали, оторвавшись от питающего соска матушки-тюрьмы. Но взамен они получили свободу, ни с чем не сравнимую, пьянящую и бестолковую. Если бы их спросили, какое чувство испытывает шатающийся на свободе зек, то они скорей всего бы ответили, что это вечное ощущение голода, урчание желудка и чисто волчье желание кого-то сожрать.

Бродяги не преминули зайти в распахнутую докторскую квартиру.

- А он не приведет ментов? - спросил Консенсус, оглядываясь. Хорошая квартирка, ухоженная...

- Где ты сейчас ментов сыщешь? Половина разбежалась, другая половина воюет,- проворчал Вулдырь.

- Ну, кого-нибудь еще приведет...

- Не понтуйся. Кому нужен этот чмушник, от него даже телка слиняла... н резонно заметил Вулдырь и уселся на диван, брезгливо сбросил на пол смятую простыню. Плясали они, что ли, здесь?