До встречи в раю

- Ты вынимал наши сердца и пожирал их,- продолжала она. На восковом лице жили одни губы. И за это мы вырвем твое сердце и забьем в него осиновый кол. Блудницу тоже казним... А то ишь вытворяли что... Она умолкла, видно, возобновляла в памяти виденные картины. Нагишом скакали, срам-то какой! А блуднице отрубить голову! Все...

Она умолкла, закрыла глаза, а бывший поэт натянул ей на голову простыню.

- Но сначала надо побрить его наголо! - предложил Карим.

Откуда-то появился запретный предмет - ножницы, доктору крепко сдавили шею. Цуладзе взял на себя роль парикмахера. В считанные минуты Иосифа Георгиевича остригли, как овцу, и он уже ничем не отличался от взбунтовавшихся больных. Единственным исключением был халат, который, конечно, ни в какое сравнение не шел с убогими одеждами умалишенных...

Доктора пока решили запереть в мертвецкой... Когда за ним закрыли дверь и приперли ее шкафом, Шрамм бессильно опустился на корточки и зарыдал. Только Всевышнему было ведомо, сколько оставалось жить несчастному на белом свете. Последние часы по иронии судьбы он проведет в удушающем смраде, среди разлагающихся трупов, прежде чем он сам станет такой же гниющей клетчаткой. Доктор завыл, сотрясаясь от рыданий и жгучей ненависти к неблагодарным больным...

Он стал барабанить в дверь.

- Откройте, кретины безмозглые! Строиться на уколы в зад! Всем апоморфину! Без исключения! Дебилы! Дауны! Психопаты!

Наверное, Иосиф Георгиевич долго бы еще бился лбом в дверь, изрыгая проклятия, пока пациенты его наконец не собрали нужное количество хвороста, дров и прочего горючего материала... Но ему несказанно повезло. Вдруг он услышал, как отодвигают упор от двери, потом она распахнулась, и о, чудо! На пороге стоял Юрка-сирота, о котором доктор и думать забыл.

- Голубчик ты мой, я знал, знал, что ты меня освободишь! - Шрамм бросился на шею своему спасителю.

Юрка позволил себя обнять, торопливо пробормотал:

- Вам надо уходить, Иосиф Георгиевич. Мы вас проводим.

Только сейчас Шрамм заметил девочку-подростка. Это была Машенька. Она прижимала ладошками короткую юбчонку и очень напоминала школьницу, стоящую перед учителем. Не заставляя себя уговаривать, он пошел за своими спасителями, по пути озираясь по сторонам.

- Не бойтесь,- сказал Юра. Со мной они вас не тронут.

Доктор не стал ничего спрашивать, хотя фраза юноши задела его самолюбие. И действительно, попадавшиеся им навстречу больные не проявляли агрессивности и чуть ли не раскланивались с Юрой. Они прошли двор, встретив еще двух человек.

- Дрова собираете? - спросил их Юра.

- С-с-соб-бираем,- ответил один из них.

- Молодцы.

У доктора мороз по коже прошел от этой мимолетной похвалы.

- Меня утром не было,- извиняющимся тоном сказал Юра. Ходил на базар, вот купил одежду для Маши.

Доктор хмыкнул, но от замечания удержался. Они как раз подошли к проходной. Двери были распахнуты настежь.

- До свидания, Иосиф Георгиевич,- тихо сказал Юра. Я хотел вам сказать, не приходите пока в больницу. Это будет опасно для вас. Подождите, пока все нормально будет.

- Уж как-нибудь сам разберусь,- сухо заметил Шрамм, кивнул на прощание и молча зашагал по пустынной дороге. Через некоторое время он быстро оглянулся, но Юру и Машу уже не увидел.

* * *

Десять дней Сирега наслаждался воздухом свободы. Полевой командир особо не досаждал, спросил, умеет ли он обращаться с автоматом.

"А то как же! - ответил Сирега. Чай, в армии служили".

Сирега крепко скорешевался с товарищем по последней камере Степой-"Светкой". Правда, теперь уже никто не рискнул бы назвать его женским именем, да и вообще всем было глубоко наплевать на их прошлое. Ценились здесь не сроки отсидки, тюремная иерархия, а бесшабашная смелость, широта души, щедрость. Шкурников не любили, а проворовавшихся или "заборзевших" на мародерстве просто отстреливали. Мудрый Кара-Огай такой почин ценил и всячески приветствовал.

На пропыленном дребезжащем бэтээре они колесили по Долине, гоняясь за разрозненными группами "фундиков". Пленных, как правило, расстреливали, возможно, по установившейся "договоренности" враждующих сторон. Чем одни отличались от других, Сирега не знал, не пытался вникнуть да и вряд ли бы смог. Для него коренные жители Республики были одинаковы, независимо от принадлежности к лагерю. Единственно, что он четко осознал, что с успехом мог бы воевать и на другой стороне. А это ему страсть как нравилось....Когда Кара-Огай приехал в свою "цитадель", было уже за полночь. Охранники выбежали его встречать, он кивнул им, молча прошел в покои Люси. Она лежала на кровати в новеньком халате с китайскими драконами, уткнув лицо в подушку. Кара-Огай сразу понял, что предстоит невеселый разговор. Он тихо позвал ее, но она даже не шелохнулась.

- Все равно вижу, что не спишь,- добродушно сказал он.