До встречи в Бомбее

Джонсу хотелось бы устроить для нее хорошую жизнь. И тогда, в поезде на обратном пути из Виндзора, она призналась ему, что хотела бы того же самого. Джонс молча сидел в мягком вагоне, все еще силясь понять, почему зрелище на реке нашло такой отклик у него в душе, а она сидела напротив и внимательно смотрела на него. Эмма морщила лоб, сжимая потрескавшиеся от работы руки, сглатывала, хмурилась, снова сглатывала до тех пор, пока он наконец не поинтересовался у нее, что случилось. И тогда она заговорила, очень торопливо, что выдавало охватившее ее волнение. Она сказала, что не собирается огорчать его, просто ни в коем случае, и, наоборот, хочет и желает всеми фибрами своей души, чтобы он вспомнил прошлое, но не думал ли он, что еще остается хоть какая-то возможность, что он снова сможет быть счастлив или хотя бы быть счастлив в достаточной мере, если попробует снова.

— Попробую снова? — переспросил он.

— Вы всё еще так молоды, — сказала сестра Литтон. Ее взгляд был серьезен и полон сострадания. — Я знаю, каково это… терять, — она поднесла руки к груди, — но мне просто думать не хочется о том, чтобы вы теряли еще больше…

— Сестра Литтон…

— Вы сможете найти работу, — убедительно продолжала она. Видимо, начав говорить, она уже не могла остановиться. — Я бы вам помогла. У меня есть деньги, и я могла бы купить… дом или то, что вам больше нравится. Мы могли бы стать друг другу… товарищами. Ничего больше. Просто… добрыми друзьями.

Он помедлил, тщательно подбирая слова ответа.

— Я не могу согласиться, — начал он осторожно. — Не могу сдаться. Ваш жених, он бы не сдался, я уверен.

— Его уже нет в живых, офицер Джонс.

— Я очень сожалею, — сказал он. — Мне очень и очень жаль. Но я пока еще жив. И у меня есть родные, которые ждут, что я их вспомню.

— Да, — согласилась она и закивала быстрее, чем надо, а потом снова сглотнула. — Да-да, конечно. Какая глупость с моей стороны.

— Это совсем не так, сестра Литтон.

Эмма судорожно вздохнула. Он понимал, что это был вздох смущения и разочарования, и от этого ему стало мучительно больно.

— У вас есть родные, — мужественно повторила она его слова, — и вы должны быть с ними, — она твердо кивнула. — Мы должны вернуть им вас.

Вскоре после этого сны Джонса начали меняться. Гиббон считал, что это произошло благодаря последней операции, которую он сделал. Арнольд же сказал, что это возможно, но в равной же степени это могло быть результатом тех лет, что Джонс провел в Суррее. А сам он не знал, что именно помогло. И его это не слишком заботило. Для него имело значение, что сны стали сниться ему чаще и сделались длиннее.

И в них всегда была только она.

Он видел себя у алтаря рядом с прекрасным силуэтом в белом кружеве, но не различал лица женщины. В тот раз он проснулся, чуть не плача от радости и горя одновременно. Она была его женой. У него есть жена. Жена, которую он обожал. Это она смотрела на салют в черном вечернем платье с пайетками, пила шампанское на подоконнике и бесконечно долго и страстно целовала его в море.

Это его жена позировала на фотографии цвета сепии, держа на руках младенца. Тени от пальмовых листьев играли на ее руках и на прекрасных маленьких ножках ребенка.

Ножках его дочери.

У него есть еще и дочь!

При мысли о малышке его сердце начинало отчаянно биться: сколько всего он уже пропустил и сколько еще пропустит! Теперь время обрело для него особую ценность. Каждый упущенный день, не ставший днем возвращения к дочке, был еще и днем, когда она немного подрастала без него.

Если бы только Диана Элдис вышла на связь.

Джонс узнал ее имя из бумаг Эрнеста, связанных с его разводом. Их привез адвокат Дианы месяцем ранее, через неделю после возвращения Джонса в Пятый королевский. Старенькая мама Эрнеста, которая могла бы приехать, умерла во время эпидемии испанки, случившейся в конце войны. Джонс с грустью замечал, что Эрнест, который ничего не помнил, по-прежнему поворачивается к двери гостиной всякий раз, когда в нее входит посетитель.

Джонс старался сделать все, чтобы хоть как-то помочь другу. Стоял возле него на коленях, когда приехал адвокат, и держал его трясущуюся руку, уговаривая его не плакать. Объяснял Эрнесту, что в этом нет ничего постыдного и ничего не нужно бояться, а когда развод закончится, ему станет гораздо легче. Адвокат при виде Эрнестовых страданий изобразил приличествующее случаю смущение, извинился и передал документы Джонсу. Он взял их и увидел написанное черным по белому имя «Диана». Он почувствовал, как позвоночник у него распрямился, а разум тут же метнулся к лежащим в комнате наверху записным книжкам. Это имя он записал в свое первое лето в Пятом королевском; единственное имя, которое ему удалось вспомнить: «Диана имела большой успех». Джонс уставился на чернильные строчки в документах Эрнеста и вспомнил единственный раз, когда эта самая Диана почтила госпиталь своим присутствием, и заново прокрутил у себя в голове то, что тогда видел.

Закончив помогать Эрнесту с подписанием документов о разводе, он бросился в кабинет Арнольда.