До встречи в Бомбее

Мэдди именно так и собиралась поступить. Ее решимость крепла с каждым шагом, когда она шла по тихой, залитой утренним солнцем дорожке. «Если ждать, легче не будет». Она вошла в затененный холл, собираясь с силами, чтобы подняться прямо в спальню Гая и сообщить ему по меньшей мере, что она виделась с Люком.

Но на столике в прихожей ее дожидалась написанная рукой Гая записка. Хмурясь, она нагнулась, уронив распушенные волосы на лицо, и взяла ее.

Золотце мое, Мэдди!

У тебя в комнате было очень тихо, и я не захотел будить тебя. Айрис тоже еще спит и, надеюсь, видит сны о мороженом. Мне пришлось уехать на работу, но я послал сообщить твоим родителям и Делле, чтобы они днем приходили к нам в «Тадж». Твой отец может оповестить Питера. Увидимся там все вместе. Я надеюсь, что Айрис дотерпит и что ты хорошо спала.

Я люблю тебя, моя дорогая.

Твой Гай

Мэдди перечитала записку еще раз, и радуясь в глубине души отсрочке, и испытывая тревогу. «У тебя в комнате было очень тихо». Неужели он не заглянул?

На его месте она бы заглянула.

Или он предпочел не знать, что ее не было? Она представила, как он задумчиво остановился у соединяющей их спальни двери, пытаясь уловить звук ее дыхания, скрип матраса, надеясь… Мэдди закрыла опухшие от недостатка сна глаза, ее воображение нарисовало убитое горем лицо Гая, не услышавшего ровно ничего, и она ощутила его горькую обиду, страдание из-за свершившегося предательства.

Не потому ли он уехал в больницу так рано? Может, не хотел присутствовать при ее возвращении?

Решив, что это скорее всего так, Мэдди смяла записку, вспоминая, каким счастливым он выглядел на протяжении прошедших двух месяцев его улыбку, игры с Айрис, восторг от того, что она согласилась выйти за него замуж. А потом Мэдди подумала, сколько времени до этого он был один, и на сердце стало еще тяжелее.

«Я не отрекусь он нас», — сказал он. Теперь она вспомнила и эти слова.

Конечно, он не отступится ни от нее, ни от Айрис. Всё не так просто. Гай, конечно, хороший и добрый, но еще он умный и очень решительный. И приносить себя в жертву на алтарь чужой любви наверняка не станет.

С ее стороны было глупо и наивно предполагать, что попросить его признать их брак недействительным станет единственной проблемой. И какой бы мучительно тяжелой ни казалась Мэдди предстоящая задача, особенно потому, что Гай, не давая ей объясниться, ускользал от разговора, она поняла, что скоро ей будет куда тяжелее.

Ведь Гай с большой вероятностью может не согласиться аннулировать их брак.

И Люка, смотревшего в спину шагающей к дому Мэдди, тоже терзали сомнения: Гай ни за что не даст своего согласия! Было неправильно, совершенно неправильно смотреть, как его любовь уходит туда, куда он не мог пойти за ней. Ах, как ему хотелось ее окликнуть, вернуть! Если бы только было возможно, он остался бы с ней на том пляже навечно.

Люк задержался еще на секунду, оживляя в памяти тот миг, когда понял, что это она сидит в тележке рикши. Ему хотелось закричать, замахать руками от облегчения и бурной радости. Ведь, что бы там ни говорил Питер, это означало… всё… Означало, что она не милуется с Гаем в их доме, а бегает по темным улицам, разыскивая его, Люка, и пребывая в таком же отчаянии, как он сам.

Он облизнул обветренные губы. На них еще чувствовался вкус ее поцелуев. Он еще ощущал ее запах. Она осталась такой же, как прежде: голос, улыбка, смех, жесты… Ради возвращения к ней стоило бороться с проклятой памятью каждый миг на протяжении всех этих лет. Стоило бы сделать больше, гораздо больше.

Если бы пришлось, он приложил бы еще больше усилий.

Не в силах больше смотреть на виллу Гая, на ее темные окна, на увившие ее ползучие растения и пустые балконы, Люк повернулся к дороге. Думать, что Мэдди сейчас там, было выше его сил. Машины Гая на подъездной дорожке не было. Этим Люк и утешился. По крайней мере, можно не изводить себя тем, что в эту минуту Гай грустно пеняет жене за ночную отлучку или смешит Айрис, а девочка отвечает ему своим звонким голоском, который он, ее отец, слышал только в своем воображении.