Чтобы плавно освоить эту роль, Мэдди пригласила на воскресный обед родителей, Питера, Деллу и Джеффа. Но, к сожалению, не удосужилась через посыльного спросить у Гая, что тот думает о ее идее, а вместо этого просто сообщила ему об ожидающихся гостях. Только увидев, как окаменело его лицо, Мэдди поняла, что это было ошибкой. Гай отказался обсуждать меню и покупки на рынке, заверив ее, что он прекрасно справляется с делами на вилле сам и делает эту работу дольше, чем мемсаиб прожила на свете. При этом у него был еще более уязвленный вид, чем у повара, которому Мэдди пыталась помочь с бисквитом «Виктория» много лет назад. Как и тогда, она не собиралась ни с кем соперничать или навязывать свою волю — напротив, ее устраивало, что Гай всем на вилле распоряжается сам. Однако она не преминула попросить, чтобы он хотя бы проверял свежесть мяса, потому что им с Айрис пару раз нездоровилось с тех пор, как они переехали.
О, какое у него было лицо! Мэдди была уверена, что он купил ей в отместку самую жесткую курицу, какую только ей доводилось есть. И несмотря на почти сорокаградусную апрельскую жару (даже в саду в тени деревьев, где они обедали), именно Гай дал распоряжение повару приготовить комковатую подливу, вареную морковь и ужасно пересушенную жареную картошку в качестве гарнира к этой курице. Есть это не смог никто, даже он сам. Но Гай тем не менее тихо заверил Мэдди, что ей действительно не стоит утруждать себя домашними хлопотами в будущем, поскольку прислуга отлично вышколена.
В итоге гости и хозяева истекали потом от нещадно палящего солнца, вяло ковыряя стынущие кушанья, до тех пор пока младшая дочка Деллы и Джеффа Эмили не объявила эту пишу отвратительной и не бросила тарелку в траву, а потом, нагнувшись к ничего не подозревавшей сестре, вонзила зубы ей в руку.
В этот момент, под истошные вопли Люси и гневную отповедь Джеффа, обращенную к Эмили, зазвонил установленный в доме телефонный аппарат — Гая просили приехать в больницу и провести операцию, заменив заболевшего тифом дежурного хирурга. Уходя, он решил поцеловать Мэдди на прощание, и это было так открыто, так демонстративно, что она отстранилась, подставив ему не губы, а холодную липкую щеку, и съежилась, почувствовав его обиду. Потом, обернувшись и увидев, как гости вдруг начали сосредоточенно теребить и комкать салфетки — значит, все заметили их нелепый обмен любезностями, — она напряглась еще больше.
— Прости меня, пожалуйста, — попросила она Гая, догнав и остановив его на пути к машине. Тот искоса посмотрел на нее. — Я так ужасно расстроилась из-за ужина.
— Конечно, — ответил он, и Мэдди почувствовала, что ему стало легче на душе, оттого что она так быстро извинилась.
— Я никудышняя хозяйка, — оправдывалась она.
— Ты научишься, — успокоил он ее с доброй улыбкой, но и отрицать этот факт не стал, потому что ему все-таки хотелось настоять на своем. Он взглянул на гостей и сказал: — Тебе лучше вернуться за стол. Все смотрят, — он снова поцеловал ее. На этот раз она ему позволила. — Не жди меня сегодня. Если закончу поздно, заночую в больнице.
— Хорошо, — согласилась Мэдди, ощутив облегчение, а потом привычный укол вины.
Когда она вернулась за стол, ее, разумеется, засыпали вопросами, все ли в порядке. Она заверила всех, что всё хорошо, просто курица вызвала небольшую дурноту. С тем, что эта курица способна еще и не на такое, никто из присутствовавших спорить не стал.
Однако Мэдди стало ясно: ни от кого не укрылось, что дело не только в скверной еде. Отец, который, по счастью, на время поверил, что семейная жизнь дочери протекает благополучно, снова начал озабоченно на нее поглядывать. Питер, то и дело подливавший себе вина, выглядел до странности безучастным. Мэдди пришло в голову, не вспоминает ли он, как уговаривал ее накануне свадьбы не поддаваться страху. («Да, — признался он позже, — такие мысли меня посещали».) Даже мать и Делла казались взволнованными.
— Может, возвращение в школу — это слишком большая нагрузка? — предположила мать. — Ты похудела.
— Да, правда, — подтвердила Делла. — И ты какая-то вялая. А перед свадьбой выглядела такой счастливой.
«То была кукла», — вертелось на языке у Мэдди, но она сдержалась.
— Может, это от разрядки нервного напряжения? — предположила Делла. — Я слышала, такое случается.
— Возможно, — Мэдди ухватилась за это предположение, как за соломинку, — скорее всего.
Вспомнив, что рядом смирно сидит и терпеливо слушает Айрис, Мэдди спросила, кто готов отважиться на десерт.
— Нет, спасибо! — грянули все хором, подняв руки вверх, чем, вопреки всему, рассмешили Мэдди.
Опасаясь, как бы не ухудшить положение, остаток дня она, стараясь выглядеть счастливой, постоянно смеялась и болтала на разные темы, испытывая признательность к заметно успокоившимся гостям. Когда Люси с Айрис убежали играть, Мэдди даже предложила совместно отпраздновать день рождения Айрис — всего через пару недель, в середине месяца, девочке должно было исполниться шесть лет.