До третьих петухов

– Я счас такой лангет покажу!..– взорвался от страха Иван.– Такой лангет устрою, что кое-кому тут не поздоровится. Тетя, где моя волшебная сабля? – Иван вскочил с лавки и забегал по избушке – изображал. что ищет волшебную саблю.– Я счас такое устрою! Головы надоело носить?!-Иван кричал на Горыныча, но не смотрел на него,– жутко было смотреть на эти три спокойные головы.– Такое счас устрою!..

– Он просто расхамился,– опять сказала первая голова.

– Нервничает,– заметила вторая.– Боится.

А третья не успела ничего сказать: Иван остановился перед Горынычем и сам тоже долго и внимательно смотрел на него.

– Шпана,– сказал Иван.– Я тебя сам съем.

Тут первый раз прозвучал голос Ильи Муромца.

– Ванька, смотри!-сказал Илья.

– Да что "Ванька", что "Ванька"! – воскликнул Иван.– Чего ванькать-то? Вечно кого-то боимся, кого-то опасаемся. Каждая гнида будет из себя... великую тварь строить, а тут обмирай от страха. Не хочу! Хватит! Надоело! – Иван и в самом деле спокойно уселся на лавку, достал дудочку и посвистел маленько.– Жри,– сказал он, отвлекаясь от дудочки.– Жрать будешь? Жри. Гад. Потом поцелуй свою усатую невесту. Потом рожайте усатых детей и маршируйте с имя. Он меня, видите ли, пугать будет!.. Хрен тебе! – И Ванька опять засвистел в свою дудочку.

– Горыныч,– сказала дочь,– плюнь, не обращай внимания. Не обижайся.

– Но он же хамит,– возразила первая голова.– Как он разговаривает?!

– Он с отчаяния. Он не ведает, что творит. – Я все ведаю,– встрял Иван, перестав дудеть.– Все я ведаю. Я вот сейчас подберу вам марш... для будущего батальона...

– Ванюшка,– заговорила Баба-Яга кротко,– не хами. племяш. Зачем ты так?

– Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых будет – тогда вращай. А счас нечего.

– Нет, ну он же вовсю хамит! – чуть не плача сказала первая голова.– Ну как же?

– Заплачь, заплачь,– жестко сказал Иван.– А мы посмеемся. В усы.

– Хватит тянуть,– сказала вторая голова.

– Да, хватит тянуть,– поддакнул Иван.– Чего тянуть-то? Хватит тянуть.

– О-о! – изумилась третья голова.– Ничего себе!

– Ага!-опять дурашливо поддакнул Иван.– Во, даеть Ванькя! Споем? – И Ванька запел:

Эх, брил я тебя

На завалинке,

Подарила ты меке

Чулки-валенки...

Горыныч, хором

Оп – тирдарпупия! -

допел Ванька. И стало тихо. И долго было тихо. – А романсы умеешь?-спросил Горыныч. – Какие романсы? – Старинные.

–.Сколько угодно... Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизак) сколько хошь. Завалю романсами. Например'

Хаз-булат удало-ой, Бедна сакля твоя-а, Золотою казной Я осыплю тебя-а!..

А? Романс!..– Ванька почуял некую перемену в Горы-ныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке.– Мх, ты... свирепый. Свирепунчик ты мой. – Не ёрничай,– сказал Горыныч.– А то откушу руку

–Ванька отдернул руку.

– Ну, ну, ну,– молвил он мирно,– кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь.

– Будешь,– сказала голова Горыныча, которую Иван приголубил.– Я тебе возьму и голову откушу.

Две другие головы громко засмеялись.

И Иван тоже мелко и невесело посмеялся.

– Тогда-то уж я и вовсе не спою – нечем. Чем же я петь-то буду?

– Филе,-сказала голова, которая давеча говорила "лангет". Это была самая глупая голова.

– А тебе бы все жрать! – обозлился на нее Иван.– Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то. – Ванюшка, не фордыбачь,– сказала Баба-Яга.– Пой.

– Пой,– сказала и дочь.– Разговорился. Есть слух – пой.

– Пой,– велела первая голова.– И вы тоже пойте.

– Кто? – не поняла Баба-Яга.– Мы?

– Вы. Пойте.

– Может быть, я лучше одна? – вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану.– С мужиком петь... ты меня извини, но...

– Три, четыре,– спокойно сказал Горыныч.– Начали.

Дам коня, дам седло,-

запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили:

Дам винтовку свою-у,

А за это за все

Ты отдай мне жену-у.

Ты уж стар, ты– уж се-ед,

Ей с тобой не житье,

С молодых юных ле-ет

Ты погубишь ее-о-о.

Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив.

– Дальше,– тихо сказал он.

Под чинарой густой,-

пел дальше Иван,-

Мы сидели вдвое-ом,

Месяц плыл золотой,

Все молчало круго-ом.

И Иван с чувством повторил еще раз, один:

Эх, месяц плыл золотой,

Все молчало круго-ом...

– Как ты живешь, Иван?– спросил растроганный Горыныч.

– В каком смысле? – не понял тот.

– Изба хорошая?

– А-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми.

– Хочешь отдельную избу?

– Нет. Зачем она мне?

– Дальше.

Она мне отдала-ась...-

повел дальше Иван,-

До последнего дня...

– Это не надо,– сказал Горыныч.– Пропусти.

– Как же? – не понял Иван.

– Пропусти.

– Горыныч, так нельзя,– заулыбался Иван,– из песни слова не выкинешь.