До самой смерти. Том 2

– Я облажалась, – шепчу. – Я действовала под действием оправданных, подавляющих эмоций. Мы действительно проебали все между нами, не так ли?

Сквозь боль он смотрит на меня своими карими глазами. Вода стекает вниз по его лицу, его волосы свисают прямыми прядями на лоб. Он выглядит убийственно красиво.

– Да, – хрипит он.

– Катя? – это мой отец. Я поворачиваюсь и вижу его у входа в больницу.

– Пенни перевели в палату.

Маркус вздрагивает, и я встаю, поворачиваясь, смотрю на него вниз.

– Ты хочешь пойти?

Он начинает лихорадочно трясти головой, потом встает и отходит.

– Нет, блять, нет. Я не могу…Я не могу.

Он поворачивается и исчезает. Я опускаю голову, вздыхая. Затем поворачиваюсь и возвращаюсь в здание. У меня есть дочь, которая нуждается во мне.

Глава 20 

Маркус

Мое тело дрожит из-за прорвавшихся эмоций, которые я не могу контролировать. Мое сердце чертовски сильно болит, это обжигает. У меня есть дочь. Ребенок. Частичка меня. И я не знал об этом, понятия не имел. Теперь все изменилось. У меня есть не только жена, которую я по-прежнему люблю и ненавижу себя за это. Но и дочь, которой нужен порядочный человек в ее жизни.

И этот человек – не я.

Я не могу им быть. Я монстр.

Я падаю на машину, ударяя по ней снова и снова. Блять. Когда моя жизнь превратилась в такой гребаный бардак? Что-то горячее обжигает под веками, и слабость стремится вверх по моему телу. Я снова ударяю руками. Дочь. Чертова дочь.

Черт возьми.

– Маркус.

Звук голоса Пьера заставляет меня поднять голову. Я поворачиваюсь и смотрю на него. У него есть зонтик, модный хрен. Он смотрит на меня, затем жалостливо качает головой. Да, я сейчас не в форме. Знаю, что так. Какого хрена он думал, я собирался делать? Танцевать и петь под дождем?

– Что ты хочешь? – рычу я.

– Я не пытаюсь понять ситуацию между тобой и моей дочерью. Я знаю, что это запутано. Знаю, что это граничит с жестокостью. Я знаю, что никогда не смогу понять это. Единственное, что я знаю, это то, что есть маленькая девочка внутри, которая нуждается в обоих родителях. Я не могу заставить тебя войти туда, Маркус. Все, что я могу сказать тебе: если ты этого не сделаешь, то ты упустишь самую ценную вещь, которая когда-либо была представлена тебе. Я пропустил жизнь Кати, но это не причиняло мне боли, пока я не встретил ее, потому что не знал о ее существовании. Ты знаешь об этой малышке, так что, если ты сейчас уйдешь, это будет преследовать тебя.

– Я не достоин ее, – хриплю я. – Разве ты не видишь этого?

– Я никогда не говорил, что ты достоин ее, – говорит он, наклоняя голову. – Я просто сказал, что, если ты не попробуешь, то будешь сожалеть об этом. Никто не идеален, Маркус.

– Я облажался с твоей дочерью и бросил ее. Я уничтожил ее до такой степени, что она хотела убить меня, – я горько смеюсь. – Теперь ты мне советуешь стать частью жизни невинного, милого ребенка?

– Ты любишь Катю?

Я вздрагиваю.

– Ну?

– Да, – рычу я.

– Тогда ты пойдешь туда и попробуешь исправить то, что было разрушено. Ты хороший человек, Маркус, независимо от того, что ты сделал. Я не согласен с этим, но я верю, что ты сможешь это исправить.

– А что, если я не смогу это исправить?

Он смотрит мне прямо в глаза.

– Тогда, по крайней мере, ты сможешь держать голову высоко поднятой и говорить, что ты пытался.

Он поворачивается и уходит, оставляя меня лишенным дара речи.

Старый ублюдок знает, о чем говорит.

~*~*~*~  

Маркус 

Я не чувствую ног, пока иду по коридорам больницы. Белый цвет обжигает глаза, заставляя меня чувствовать, словно я заперт в успокаивающей тюрьме. Пиканье приборов смешивается со звуками скрипа обуви, которые дают мне знать, что я не один.

Два-двадцать-два.

Палата моей дочери. Одна только мысль о том, чтобы увидеть ее в первый раз, мучительно скручивает сердце в груди. Что, если я попытаюсь и облажаюсь? Что, если она тоже полюбит меня, и я также уничтожу ее, как и Катю? Что потом? Что останется от меня? Что останется от нас?

Когда я достигаю палаты, мое сердце колотится и пот стекает по моему лбу. Я закрываю глаза, делая успокаивающий вдох. Затем я протягиваю руку и, хватаясь за ручку, открываю.

Первое, что я вижу, это Катя. Она наклонилась над кроватью и тихо поет. Я чувствую, словно меня сейчас вырвет от нервов. Она слегка сдвигается, и я резко всасываю воздух.

Там на кровати маленькая девочка. Мои глаза горят, когда я делаю шаг ближе, и ее лицо попадает в поле моего зрения. Никогда. Никогда…Я стараюсь изо всех сил сохранять дыхание ровным. Никогда за всю свою жизнь я не видел ничего такого прекрасного. Темные, густые кудряшки обрамляют нежное, красивое лицо. Лицо, которое похоже на мое так же, как и на лицо ее матери.

Я издаю звук полный боли, и Катя поворачивается, ее глаза расширяются.

– Маркус, – шепчет она.

Я открываю рот, но ничего не выходит из него. Катя отпускает руку нашей дочери и подходит ко мне, хватая мою. Она медленно ведет меня к крошечной малышке, которая лежит. У нее широко раскрыты глаза, и, боже, она прелестна. Она улыбается, когда мы подходим к ней, и мое сердце покрывается трещинами. Разбивается…