До последней звезды

Столовая также поражала пышностью и блеском. Михаил вспомнил, что раньше здесь был кабинет отца. Исчезли стеллажи темного дерева, заполненные книгами, массивный письменный стол и лампа с зеленым абажуром, исчезли старинные гравюры на стенах и мягких тонов ковер на полу. Теперь в комнате стоял ужасающих размеров обеденный стол (очень дорогой, как не преминула заметить Марианна) и стулья с высокими спинками, новые обои искрились и переливались, свет помпезной люстры отражался в серебряном соуснике и слепил глаза.

Марианна, стремясь поразить гостей, выставила парадный сервиз и массу серебряных приборов. Причем стол отчего-то не был накрыт скатертью, только перед каждым гостем лежала белая крахмальная салфетка. Еще одна салфетка стояла кульком на тарелочке. Для пущего эффекта стол был украшен темными свечами в массивных серебряных подсвечниках.

Несмотря на обилие приборов, тарелок и салатников, еды было мало. Михаил вспомнил, что Марианна не умеет готовить, не зря она такая худющая. Она сама говорила, что еда ее никогда не интересовала, она хотела остаться стройной на всю жизнь. Очевидно, прислугу она тоже не умела выбирать – та в смысле приготовлении блюд недалеко ушла от хозяйки. Михаил снова подумал, что отец неправильно распорядился наследством – если бы хозяйкой дома была Анна, то хоть поели бы все вволю. Михаил был с работы, голодный с утра, оттого сердитый. Да еще родственнички глядели косо.

Выпили молча по первой – помянули отца. Михаил потянулся за салатом и, конечно, уронил каплю жирного майонеза на бесценную полировку. Марианна открыла было рот, чтобы заорать, но муж предостерегающе тронул ее за локоть, тогда она поджала губы, поглядела на Михаила с неприкрытой ненавистью и пробормотала сквозь зубы что-то о некоторых личностях, которых в приличный дом и пускать-то нельзя, у них самих ничего нет, так они и у других ничего не ценят.

– Миша, ты салфеточку на коленки положи, – сюсюкая, как маленькому, сказала Анна.

Михаил молча наклонил голову и потянулся за салфеткой. Проклятая салфетка выскользнула из рук, он хотел поймать ее и задел рукавом стакан с клюквенным киселем, который, по обычаю, должен быть на столе в поминальные сорок дней. Кисель был ядовито-кислый, пить его было нельзя, и на полированный стол, надо думать, он подействовал отлично. Михаил попытался вытереть стол салфеткой и уронил подсвечник. Горящая свеча упала на стол, и полировка моментально почернела.

Марианна пожелтела и прижала руки к груди.

– Да уж, было у старика три сына, два умных, а третий – Иван-дурак! – брякнул Сергей, представив, какой скандал ждет его после ухода гостей.

Михаил вспыхнул, хотел выскочить из-за стола, но стул оказался ужасно неудобным, жесткая спинка ударила в лопатку, и тут Лиза положила свою руку на его плечо, погладила его успокаивающе, шепнула на ухо, что не стоит связываться. Михаил ссутулился и замолчал, глядя, как женщина в коричневом, укоризненно цокая языком, убирает со стола.

– Извините, – сказала Лиза Марианне, – мы заплатим за ущерб…

Но не тут-то было. Марианна не хотела спускать все на тормозах, она была в ярости.

– Что он заплатит? – заорала она, отбросив вилку. – Что этот ублюдок может заплатить? Откуда он возьмет деньги? У него таких денег сроду не водилось, он больше тысячи и не видал никогда! Вечно у отца побирался да крутился поблизости, все ждал, что папочка после смерти денег отвалит! Да не тут-то было, ждал куш, а получил – шиш! Цацку серебряную – смотри, сыночек, сколько времени, и вспоминай папочку!

Михаил сбросил с плеча Лизину руку и вскочил с места. Стул упал с грохотом, сзади взвизгнула экономка, видно, по ней попало. Вокруг загалдели родственники, глаза Михаила заволокло красным туманом, и в это время всех перекрыл мощный голос тети Шуры:

– Молчать всем!

Голос был подобен крику капитана пиратского брига, когда он орет, перекрывая гром разрывающихся ядер и треск падающих мачт: «На абордаж!»

Все тут же затихли. Старуха тяжело поднялась, опираясь на палку, и оглядела родственников сверкающими глазами из-под черной пиратской повязки.

– Вы что же это выдумали, а? Вы что же это устраиваете? Отца еще, как положено, не помянули, а они уже едва не разодрались на поминках-то! Да из-за чего? Из-за стола поганого, тьфу!

Она смачно плюнула на пол и палкой оттолкнула суетящуюся экономку:

– Поди! Не мешайся под ногами! А ты, – тетя Шура повернулась к Сергею, – жену свою укороти хотя бы на время, пока мы здесь. А если не можешь, то я сама ей мозги вправлю. Ничего, уж потерпит она, небось не к ней мы все явились. Это Арсения покойного дом, так он, если бы знал, в гробу бы перевернулся!

«В последний раз, – твердил про себя Михаил, – я вижу их всех в последний раз в жизни. Только сегодня перетерпеть, и больше никогда не увижу я поджатых губ Марианны, толстых щек Анны, презрительной усмешки братьев… Да какие они мне братья? Никогда мы братьями не были…»

Он сел на услужливо подставленный экономкой стул и встретил взгляд тети Шуры. Показалось или нет, что старуха едва заметно подмигнула ему?