До последнего вздоха

– Я никогда не сделаю тебе ничего плохо, никогда осознанно не причиню тебе боль.

Ты сделал шаг мне навстречу, кроссовки подвинулись ближе. Я почувствовала, как твоя рука поднимает мой подбородок. Ты сглотнул, и я увидела, как дернулся твой кадык.

– Элли Уокер, ты меня прощаешь?

Часть меня хотела сказать, что не за что просить прощения, что мне понравилось ощущать, что ты меня хочешь, что, оттолкнув тебя, мне еще сильнее захотелось быть с тобой. Но вместо этого я сказала:

– Август Мэттьюс, ты прощен. – Ты выдохнул, с твоих плеч спало напряжение. Воздух стал менее плотным. – И вообще, что бы я делала, если бы в моей жизни не было великолепного Августа Мэттьюса?

Ухмылка.

– Страдала. Тяжко. Очевидно же.

– Действительно. Ведь так тяжело, когда тебя никто непрерывно не достает. Тишина сводит с ума.

– Тишина – твоя лучшая подруга, так что, сдается мне, кто-то привирает.

– А вот и нет. У меня тут рой слов и миров.

Я дотронулась пальцем до своего виска.

– Ага, но было бы здорово, если бы ты почаще пользовалась ртом.

Тут твой взгляд задержался на моих губах: одна секунда, две секунды, три секунды.

Я хотела что-то сказать, но отвлеклась на твои глаза, следящие за моими губами, и забыла, как сложить слова в предложение.

Потом ты встряхнул головой, словно освобождая ее, и сделал шаг назад.

– Хочешь пойти на наш мост?

Мне нравилось, как ты говорил «наш» мост. Это было приятно, потому что мы уже много лет туда не ходили, но он все еще оставался нашим.

– Да, хочу.

* * *

Мост ничуть не изменился. Разве что немного состарился и обветшал. Ты подошел к тому месту, где на дереве были вырезаны наши имена.

Я моргнула и провела пальцами по буквам.

– Неужели они до сих пор так хорошо читаются?

– Возможно, им кто-то помог.

Ты вытащил швейцарский армейский нож и покрутил его в руках.

– Ты приходил сюда, чтобы обновить их?

– Может быть.

– Почему?

Ты переминался с ноги на ногу.

– Я… я не хотел тебя отпускать.

Я быстро моргала. Мне было неловко, волнительно, страшно – во мне смешались все подобные эмоции. Я взглянула в твои большие, огромные серые глаза. Они смотрели на меня, и мне казалось, что я тону в них. Передо мной стоял мальчик, который бегал со мной наперегонки по улицам, который поцеловал меня на мосту, который рисовал для меня картинки, заставлявшие меня чувствовать себя настоящей и живой. Я хотела сказать тебе об этом, но вместо этого выдала:

– Твои глаза не помещаются на твоем лице.

Ты моргнул.

– Мои глаза?

– Да, они слишком большие, и, когда ты на меня смотришь, мне кажется, я могу споткнуться и упасть в них.

– Я даже не знаю, как на такое реагировать: радоваться или обижаться.

Ты склонил голову.

– Обижайся. Закипай от негодования. Да, я думаю, это самая подходящая реакция.

Может быть, после этого я перестану заглядывать в твои глаза и плавать в их серых водах без спасательной шлюпки. Я чуть не потеряла равновесие, когда заметила на твоих губах самую идиотскую и прекрасную ухмылку.

– Что? – спросила я, тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения.

Твои глаза и улыбка затмили все остальное. Ты дотронулся до моего носа.

– Может, я хочу, чтобы ты споткнулась и упала в моих глаза. Думаю, это будет честно, потому что я уже давно потерялся в твоих веснушках.

Я тут подняла руку к носу.

– Моих веснушках?

– Помнишь, в четвертом классе с мисс Бейли мы проходили звезды?

Я прищурила глаза.

– Да.

Ты отодвинулся.

– Я помню, что смотрел на тебя. Я специально сел сбоку и чуть позади тебя, чтобы смотреть на тебя, когда мне захочется, и чтобы ты не могла перехватить мой взгляд. Я очень дорожил своими конечностями и не хотел с ними расставаться.

Я усмехнулась и ткнула тебя локтем в ребра. Я помню, что немного обиделась, когда ты пересел. Мне казалось, ты захотел больше личного пространства. А на самом деле все это время ты просто пытался скрыть от меня свой растущий интерес. Кажется, я даже покраснела.

Ты улыбнулся и сглотнул.

– Мы проходили звезды, созвездия и их названия. Как-то раз мы играли после школы, я посмотрел на твои веснушки, и мне захотелось дать им имена, как звездам на небе, потому что мне казалось… что они такие прекрасные и я не могу до них дотянуться.

Мы сидели в тишине. Мое сердце превратилось в желтый воздушный шар и парило где-то над нашими головами. Ты отвернулся. Как будто ты подозревал, что я встану и уйду, но тебе не хотелось этого видеть.

– И что, ты придумал, как назвать, – я неловким жестом обвела свое лицо, – эти созвездия?

Я затаила дыхание, будучи уверенной в том, что прямо там, на кривом деревянном полу, потеряю сознание.

Наконец ты перевел на меня взгляд.

– Все до одного.

Я выдохнула.

– Врун.

Я надеялась, что ты не врешь. Едва заметный изгиб твоих губ. Когда ты наклонился ближе, я чуть не вздрогнула. Ты провел пальцами по моей переносице и щекам, соединяя пятнышки. Нежным голосом ты стал перечислять названия:

– Парис и Елена. Тристан и Изольда. Ланселот и Гвиневра. Ромео и Джульетта…

– Это все имена влюбленных из литературных произведений.

Ты прерывисто вздохнул, убрал руку и покраснел.

– Это потому, что все созвездия нужно было поцеловать.

Я перестала дышать.