До последнего солдата

– Есть. В случае чего… узнайте в штабе адрес. Напишите моим… Об этом, ну… что, мол, хотели к медали представить. Или просто: воевал, как полагается. Храбро, значится. Но лучше сообщите, что чуть было не представили…

– Отыщу. Сообщу. И обязательно представлю. Желательно – живого.

– Да нет, ни к чему меня, в натуре, представлять не нужно. Только нервы себе портить. Таких, как я, вшу лагерную, к наградам не представляют.

– Вы что, были под судом?

– Боже упаси, – нервно улыбнулся Звонарь. – Это у меня поговорка такая. Дружок подарил. Ну, я пошел… «Отпайковываться шнапсом», – добавил он исключительно для Мальчевского, с которым явно не собирался сходиться характерами.

22

– Мальчевский, кто это там плавни расстреливает?! – спросил капитан, выбежав из штольни, где он только что закончил осматривать наспех оборудованный в довольно просторной, и в то же время как бы разделенной на три отсека выработке подземный лазарет.

– Сезон королевской охоты, – с убийственным спокойствием ответил младший сержант, устроившись на подстилке из сена, возле остывающей полевой кухни. – Немец вальдшнепы на поминки заготавливает.

– Что за балагурство? Берите двух бойцов – и быстро проверить, что там происходит. Наших в плавнях не должно быть. Значит, кто-то прорывается.

– Был бы приказ, отцы-настоятели, – неохотно расставался со своим лежбищем младший сержант. – Повелят – исполним. Вы двое, рысаки неаполитанские… – по очереди указал пальцем на артиллеристов из группы старшины Кобзача, которые, вернувшись с дальнего поста, доедали то, что повару удалось наскрести.

– Чего тебе? – проворчал один из них.

– Хватит овес переводить. Быстро за мной!

– Так ведь поесть же нужно.

– На ходу, как сам главврач армии рекомендует. Лучше усваивается. Да ты не за котелок, ты за автомат хватайся, нахлебник монастырский!

– Ох, и поганый же ты на язык, сержант, – сокрушенно покачал головой морщинистый, в летах солдат, на усах которого каши оставалось значительно больше, чем попадало в рот.

Видя, сколь неуклюже и неохотно тащится этот боец за Мальчевским, Беркут, недолго размышляя, сам бросился к склону плато, уже на окраине плавней обогнал обоих солдат, и, поравнявшись с младшим сержантом, сказал:

– По-моему, это палят у охотничьего домика.

– Похоже.

– Тогда давайте так: мы с этим парнем…

– Дзохов, – подсказал Мальчевский. – Великий воин Абхазии.

– Так вот, мы с ним возьмем левее домика, со стороны степи. А вы со своим «нахлебником» заходите со стороны реки. Только не очень петляйте.

– Как слоны, напролом пойдем.

– Судя по перестрелке, дело движется к развязке. Когда будем приближаться, побольше крика: «Вперед! В атаку!» и все такое прочее. Пусть думают, что нас много.

– Что-что, а кричать мы умеем, – согласился Мальчевский. – Полвермахта криком распугали.

Перебегая от одного островка камыша к другому, пробиваясь через заросли ивняка и еще какой-то болотной поросли, Беркут и Дзохов добрались до охваченной предвечерними сумерками рощицы и, уже прячась в ней, заметили несколько немцев, спускавшихся по поросшему карликовым лесом и усеянному камнями склону.

«Значит, те, кого они преследуют, – в домике, или возле него, – быстро уяснил для себя ситуацию капитан. – И отходили туда, отстреливаясь».

Беркут отстучал густой заливистой очередью по ближним к нему серо-зеленым фигурам, метнул гранату и, крикнув: «В атаку! За мной! Огонь!», снова прошелся очередью по жиденькой цепи. Его команды тотчас же подхватил Дзохов. Откуда-то из-за домика, вслед за своей порцией свинца, прокричали что-то воинственно-нечленораздельное Мальчевский и его спутник. И сразу же до капитана донесся крик кого-то из вражеских командиров:

– Назад! Засада! Отходить! Всем отходить!

Пока под градом пуль Беркут чуть ли не на четвереньках продвигался к домику, Дзохов, поддерживаемый огнем группы Мальчевского, отчаянно бросился наперерез отступающим. Андрей успел заметить, как, то ли ранив одного из них, то ли просто настигнув, Дзохов схватился с ним в рукопашную, сбил с ног и оба исчезли в кустарнике.

Уже из-под окна домика капитан, как мог, прикрывал его огнем своего шмайссера, и был удивлен, услышав, что прямо у него над головой стреляет еще кто-то, из пистолета.

– Эй, парень, гранаты у тебя не найдется? – спросил он, вставляя в автомат последний рожок.

– Откуда ж она у меня? – проговорил в ответ испуганный девичий голосок. – Есть автомат. Но я не умею как следует…

Немец отметился очередью прямо под подоконником, на несколько сантиметров выше головы Беркута и на столько же – ниже руки стрелявшей. Она взвизгнула, и капитан почувствовал, что что-то обжигающе-металлическое оказалось у него за воротом шинели.

– …Объясните, как следует стрелять из него? – почти прошептал все тот же испуганный голос.

– «Как следует» – я тоже не умею.

– Ой, мой пистолет!..

«Уже за моим воротником», – понял капитан, однако доставать его было некогда. Переметнувшись к углу дома, он крикнул своим, чтобы отходили. Потом еще раз успел скомандовать: «Ложись» и, упав за углом, только чудом спасся от целого роя осколков не долетевшей до окна гранаты.