Тем временем Клавдия и Андрей начали оголять спину раненого. Близость женщины, степной аромат ее волос привораживали и пьянили Беркута.
«Оч-чень подходящее время ты выбрал, – пытался охладить свою прыть капитан, – для чувств и всяких там нежностей. Лучше даже нафантазировать себе невозможно!».
На какое-то время майор пришел в себя и даже, едва выговаривая слова, попытался расспросить, что с ним, где находится, но, так и не дождавшись объяснений, вновь потерял сознание.
– Арзамасцев, за которым вы послали, он действительно что-то смыслит в медицине? – вполголоса поинтересовалась учительница, когда, оголив спину майора, они увидели два пулевых отверстия, и стало ясно, что при таких ранениях и такой потере крови без хирурга ему вряд ли выжить.
– Санитар-самоучка. Просто охотнее других берется перевязывать раненых.
– Странно, вы говорили о нем так, словно имели в виду профессора медицины.
– Извините, мадемуазель, другим «светилом медицины» не обзавелись.
– Значит, придется пойти по окрестным селам, – задумчиво проговорила Клавдия. Раненый лежал на широкой лавке, а они стояли над ним, склонив головы, почти касаясь лбами друг друга. – Где-то же должна быть хотя бы медсестра.
– Мы блокированы вражескими постами, поэтому поход по селам, мадемуазель, отменяется.
– Не дерзите, – произнесла она голосом суровой учительницы, пытающейся образумить расшалившегося ученика. – Когда вы уходите на ту сторону реки?
– Нескоро.
– Что значит «нескоро»? Как это понимать?
– Это следует понимать так, что на тот берег реки мы пойдем не скоро, – задело Андрея.
– А еще яснее вы не могли бы?..
– Мы не будем переправляться. Держимся здесь до подхода наших. Таков приказ.
Клавдия удивленно посмотрела на капитана. У нее было смуглое лицо, со строгими, почти римскими чертами, темные глаза и черные, смолистые, с едва заметными завитушками – на лбу и висках – волосы.
– Вы это – серьезно?
– Я ведь уже объяснил вам, что выполняю приказ особый командования.
– То есть вас оставили здесь на гибель? Вы обречены точно так же, как этот офицер?
– Мы всего лишь солдаты.
Закрыв глаза, Клавдия кивала головой, размышляя о чем-то своем.
– Что там с водой, отец? – вдруг испуганно спросила она, почувствовав, что Беркут слишком неосторожно приблизился лицом к ее лицу. Сама она в это время обеими руками зажимала раны майора его же окровавленной рубашкой.
Беркут тоже спохватился, достал из карманов два немецких перевязочных пакета…
– А куда девалась женщина, которая была здесь, когда мы вошли? С нею мы бы справились с майором значительно быстрее.
– Женщина? Здесь не было женщины. Это парнишка.
– Да? – недоверчиво переспросила Клавдия. – Странно. Значит, я слишком устала. Там, в доме, не смерти боялась… Просто представила себе, как бы вели себя солдаты, схватив меня. С офицерами еще можно о чем-то говорить, но солдафоны…
– Об этом лучше не думать.
Появился Арзамасцев, набрал в котелок воды, не задавая никаких вопросов, оттеснил капитана и, не обращая внимания на учительницу, принялся за дело.
– Эта, левая, навылет, – деловито констатировал он, приподнимая майора с помощью Беркута и старика, и пропуская бинт у него под животом. А с этой хуже: задела позвоночник. Достать ее сможет только хирург.
– А без хирурга – никак? – с надеждой спросила Клавдия.
– Службу свою я начинал санитаром в госпитале. Так случилось. Да и то служил я там недолго, в строевую перевели. Вот и вся моя «медицина». Правда, и за это время успел насмотреться да наслушаться. А что касается раненого, то боюсь, что даже после очень удачной операции майору уже не ходить.
– Помолчите вы, ради бога! – взмолилась Клавдия. – Зачем же так сразу обрекать?!
– Это его немец обрек, – грубовато заметил Арзамасцев. – Говорю, что есть и как сам понимаю. Сюда бы какого-нибудь знающего врача, только где его взять?
– Как только пробьемся к своим, попрошу командование направить тебя в медицинский институт, – вклинился в эту стычку Беркут. – Суть не в опыте, а в том, что ты любишь, или хотя бы терпишь, это лекарское дело.
– Вас от ран тоже не мутит, – заметил ефрейтор. – И вам легче было бы поступить.
– Э, нет, убивать я еще кое-как научился, а вот возиться с ранеными – для меня мука.
– Где же ваши остальные раненые? – поинтересовалась Клавдия, когда перевязка была закончена.
– В каменоломнях.
– Значит, майора тоже перенесите в подземелье. Я сама буду ухаживать за ним.
Вошли двое солдат, уложили майора на носилки и унесли. Учительницу Беркут попросил на какое-то время задержаться. Нужно было выяснить, что происходит в селе, много ли немцев и не обнаруживались ли окруженцы в лесу по ту сторону села. Но как только все ушли, оставив его вместе с Клавдией и хозяином, капитан почти непроизвольно спросил:
– Мне кажется, что этот человек, майор, уже очень дорог вам.
Клавдия изумленно уставилась на капитана: он спросил это по-немецки. И именно то, что он спросил по-немецки, сразу повысило интерес к нему.
– Вы… владеете их языком? – спросила она по-русски.
– Вы не ответили на мой вопрос.