До последнего солдата

Тем временем Клавдия и Андрей начали оголять спину раненого. Близость женщины, степной аромат ее волос привораживали и пьянили Беркута.

«Оч-чень подходящее время ты выбрал, — пытался охладить свою прыть капитан, — для чувств и всяких там нежностей. Лучше даже нафантазировать себе невозможно!».

На какое-то время майор пришел в себя и даже, едва выговаривая слова, попытался расспросить, что с ним, где находится, но, так и не дождавшись объяснений, вновь потерял сознание.

— Арзамасцев, за которым вы послали, он действительно что-то смыслит в медицине? — вполголоса поинтересовалась учительница, когда, оголив спину майора, они увидели два пулевых отверстия, и стало ясно, что при таких ранениях и такой потере крови без хирурга ему вряд ли выжить.

— Санитар-самоучка. Просто охотнее других берется перевязывать раненых.

— Странно, вы говорили о нем так, словно имели в виду профессора медицины.

— Извините, мадемуазель, другим «светилом медицины» не обзавелись.

— Значит, придется пойти по окрестным селам, — задумчиво проговорила Клавдия. Раненый лежал на широкой лавке, а они стояли над ним, склонив головы, почти касаясь лбами друг друга. — Где-то же должна быть хотя бы медсестра.

— Мы блокированы вражескими постами, поэтому поход по селам, мадемуазель, отменяется.

— Не дерзите, — произнесла она голосом суровой учительницы, пытающейся образумить расшалившегося ученика. — Когда вы уходите на ту сторону реки?

— Нескоро.

— Что значит «нескоро»? Как это понимать?

— Это следует понимать так, что на тот берег реки мы пойдем не скоро, — задело Андрея.

— А еще яснее вы не могли бы?…

— Мы не будем переправляться. Держимся здесь до подхода наших. Таков приказ.

Клавдия удивленно посмотрела на капитана. У нее было смуглое лицо, со строгими, почти римскими чертами, темные глаза и черные, смолистые, с едва заметными завитушками — на лбу и висках — волосы.

— Вы это — серьезно?

— Я ведь уже объяснил вам, что выполняю приказ особый командования.

— То есть вас оставили здесь на гибель? Вы обречены точно так же, как этот офицер?

— Мы всего лишь солдаты.

Закрыв глаза, Клавдия кивала головой, размышляя о чем-то своем.

— Что там с водой, отец? — вдруг испуганно спросила она, почувствовав, что Беркут слишком неосторожно приблизился лицом к ее лицу. Сама она в это время обеими руками зажимала раны майора его же окровавленной рубашкой.

Беркут тоже спохватился, достал из карманов два немецких перевязочных пакета…

— А куда девалась женщина, которая была здесь, когда мы вошли? С нею мы бы справились с майором значительно быстрее.

— Женщина? Здесь не было женщины. Это парнишка.

— Да? — недоверчиво переспросила Клавдия. — Странно. Значит, я слишком устала. Там, в доме, не смерти боялась… Просто представила себе, как бы вели себя солдаты, схватив меня. С офицерами еще можно о чем-то говорить, но солдафоны…

— Об этом лучше не думать.

Появился Арзамасцев, набрал в котелок воды, не задавая никаких вопросов, оттеснил капитана и, не обращая внимания на учительницу, принялся за дело.

— Эта, левая, навылет, — деловито констатировал он, приподнимая майора с помощью Беркута и старика, и пропуская бинт у него под животом. А с этой хуже: задела позвоночник. Достать ее сможет только хирург.

— А без хирурга — никак? — с надеждой спросила Клавдия.

— Службу свою я начинал санитаром в госпитале. Так случилось. Да и то служил я там недолго, в строевую перевели. Вот и вся моя «медицина». Правда, и за это время успел насмотреться да наслушаться. А что касается раненого, то боюсь, что даже после очень удачной операции майору уже не ходить.

— Помолчите вы, ради бога! — взмолилась Клавдия. — Зачем же так сразу обрекать?!

— Это его немец обрек, — грубовато заметил Арзамасцев. — Говорю, что есть и как сам понимаю. Сюда бы какого-нибудь знающего врача, только где его взять?

— Как только пробьемся к своим, попрошу командование направить тебя в медицинский институт, — вклинился в эту стычку Беркут. — Суть не в опыте, а в том, что ты любишь, или хотя бы терпишь, это лекарское дело.

— Вас от ран тоже не мутит, — заметил ефрейтор. — И вам легче было бы поступить.

— Э, нет, убивать я еще кое-как научился, а вот возиться с ранеными — для меня мука.

— Где же ваши остальные раненые? — поинтересовалась Клавдия, когда перевязка была закончена.

— В каменоломнях.

— Значит, майора тоже перенесите в подземелье. Я сама буду ухаживать за ним.

Вошли двое солдат, уложили майора на носилки и унесли. Учительницу Беркут попросил на какое-то время задержаться. Нужно было выяснить, что происходит в селе, много ли немцев и не обнаруживались ли окруженцы в лесу по ту сторону села. Но как только все ушли, оставив его вместе с Клавдией и хозяином, капитан почти непроизвольно спросил:

— Мне кажется, что этот человек, майор, уже очень дорог вам.

Клавдия изумленно уставилась на капитана: он спросил это по-немецки. И именно то, что он спросил по-немецки, сразу повысило интерес к нему.

— Вы… владеете их языком? — спросила она по-русски.

— Вы не ответили на мой вопрос.