– Нет, – признаюсь я. Кэролайн для меня так же реальна, как остальные Поэты. Ее нет рядом всего несколько часов, но я уже тоскую по ней так, как никогда ни по кому не тосковала. От мысли о том, что я больше ее никогда не увижу, внутри появляется жуткая пустота.
Слезы снова бегут по щекам.
– Помнишь, как ты в среду перечислила мне десять причин, по которым считаешь Эй-Джея чудесным? – спрашивает Сью, передавая мне очередной платочек. Она смотрит на меня таким пронзительным взглядом, что, кажется, видит меня насквозь. – Давай, ты теперь сделаешь то же самое с Кэролайн. Не с той Кэролайн, о которой ты узнала сегодня, а с той, с которой вы были близки последние месяцы, – с твоей
Мысли проносятся в голове одна за другой, и ко мне возвращается то странное чувство, которое я испытала, когда впервые поднялась на сцену: грудь наливается тяжестью, пальцы пощипывает. Может, поэтому я закрываю глаза.
Начинаю считать с большого пальца.
– У нее, как бы сказать поточнее, очень заразительная энергетика. Она всегда внимательно слушает мои стихи, даже дурацкие, которые и не стоило бы никому читать, и никогда надо мной не смеется. Она не просто слушает подобранные мной слова, а понимает, что я хочу ими передать, и помогает выразить свою мысль поточнее. Она всегда чувствует, когда нужна мне.
Открываю глаза и прикусываю губу при мысли о том, что причина этой последней особенности теперь более чем очевидна.
Сью закрывает глаза и поглаживает веки пальцами, будто намекая, чтобы и я их закрыла.
Продолжаю перечислять особенности Кэролайн с пятого пункта.
– А еще она, как и я, немного сломана внутри. И ей плевать, что о ней думают окружающие. Мне нравится, что она не пользуется косметикой. Что носит футболки с остроумными надписями. – На моих губах вдруг появляется широкая улыбка. – У нее всегда получается меня рассмешить, даже если она особо и не пытается.
Тут же в голову приходит и десятый пункт. Хочу произнести его будничным тоном, но дыхание перехватывает, а слова застревают в горле.
– Ты пока назвала всего девять, – напоминает Сью.
Кэролайн велела мне постучать в ту дверь. Она никогда не говорила за меня, но подсказывала мне нужные слова. Когда Эй-Джей выставил меня за дверь «Уголка поэта», она велела вновь попытаться туда попасть. Когда я страшно боялась читать со сцены, она подошла ко мне сзади, положила ладонь мне на плечо и сказала: «Не думай ни о чем. Просто начни». Хотя на самом деле ничего этого не было.
– Она сделала меня храброй, – наконец говорю я.
Сью тянется ко мне, берет мои ладони в свои и крепко сжимает. Руки у нее тонкие и изящные, но удивительно сильные.
– Отлично. Вот что теперь надо сделать. Прими все эти качества Кэролайн и пойми одну вещь: они все есть и в
Мы долго сидим в полной тишине. Отпиваю еще чаю. Слушаю, как журчит вода в фонтане.
– Она ведь уже никогда не вернется, да? – спрашиваю я.
– Думаю, она тебе уже не нужна, – мягко говорит Сью. – Если она когда-нибудь появится, сразу сообщи мне, но только не паникуй. Не мешай ей выполнять свою задачу. Она с ней, судя по всему, чудесно справляется.
Я думаю о Кэролайн, о нашем прощании, а потом вспоминаю об Эй-Джее, которому пришлось сообщить мне о том, что моя новая лучшая подруга умерла восемь лет назад.
Это просто ужасно. Я ведь не хотела, чтобы он обо всем узнал. Только не сейчас. Только не так.
– Мне так не хотелось, чтобы Эй-Джей узнал правду обо мне, – говорю я.
Сью отпивает чаю.
– Уверена? – спрашивает она.
– В каком смысле?..
– Кэролайн ведь могла попрощаться с тобой в любой момент и самыми разными способами. Могла заявиться к тебе в комнату и в частной беседе рассказать, кто она такая. Или даже исчезнуть без объяснений. Но обрати внимание, как она исчезла, что именно сказала на прощание…
– К чему вы клоните?
– Ты говоришь, что тебе совсем не хотелось, чтобы Эй-Джей узнал о твоей болезни, но если подумать, возникает впечатление, что это совершенно не так.
Два задания
Проснувшись в субботу, я уже не чувствовала в себе храбрости. Сегодня воскресенье, и я по-прежнему ее в себе не нахожу. Мне грустно, тревожно, страшно и очень одиноко, я скучаю по Кэролайн так сильно, как никогда прежде, и мне хочется, чтобы все оставили меня в покое.
Пейдж стучится ко мне в дверь, чтобы узнать, не хочу ли я мороженого. Слышу, как мама советует ей пока меня не трогать и дать мне побыть одной. Прекрасный совет. Жаль, она и сама не очень его соблюдает – то и дело заглядывает ко мне, спрашивает, не хочу ли я поговорить, а я повторяю, что все в порядке и прошу закрыть ко мне дверь.