И тут на сцену поднимается Эй-Джей и протягивает мне свою папку. Если мое стихотворение его и удивило, он умело это скрывает. Пока он набрасывает гитарный ремень на плечо и поправляет инструмент, я пролистываю его песни и останавливаюсь на одной из первых страниц.
Достаю ее из стопки и передаю ему.
– Садись, – говорит он с дерзкой улыбкой. – Я в любом случае сыграю эту песню, что бы ты там ни выбрала.
Спускаюсь со сцены, забрав с собой его тексты. Он тут же начинает перебирать струны, а я сажусь на его оранжевый диван, вместо того чтобы вернуться на свое место рядом с Кэролайн.
– Черт! – тихо ругается он, взглянув на бумажку с текстом песни, которую должен спеть. А потом переводит взгляд на меня. Щеки у него пунцовые, он нервно теребит бумагу. Впервые вижу его таким взволнованным, во всяком случае, в «Уголке поэта».
Наблюдаю за ним и прихожу в еще большее замешательство, когда он снимает гитару и возвращает ее на место, а потом выходит вперед, к краю сцены, оставив позади стул, на котором обычно сидит, и замирает.
– Это не песня, а стихотворение, – сообщает он и несколько раз подпрыгивает на месте и встряхивает руками. – Как вы это делаете? Я без гитары себя голым чувствую! – Мы дружно смеемся над его шуткой, пока он выбирает удобное положение и медленно выдыхает. – Ну что ж, начнем. Стихотворение называется «Мысли о тебе». Я сочинил его некоторое время назад в своей комнате. – Говоря все это, он не сводит с меня глаз.
Он опускает руки.
– Думаю, теперь всем понятно, почему я пишу песни, а не стихи.
Все неотрывно смотрят на него под впечатлением от стихотворения, гадая, кому же оно посвящено, а он по-прежнему не сводит с меня глаз, и ямочка на его щеке проступает куда отчетливее, чем раньше.
Нервно оглядываю комнату и вижу, как все постепенно понимают, в чем соль. Лицо Челси озаряется. Эмили выразительно показывает пальцем то на Эй-Джея, то на меня. Сидни ахает с притворным удивлением.
Эй-Джей спускается со сцены, садится рядом, обнимает меня за плечи.
– Ну вот, теперь они обо всем знают, – шепчет он мне на ухо.
– Уверен? – со смехом спрашиваю я, утыкаясь ему в плечо.
– Прости. Ужасно вышло.
– Да нет, замечательно на самом деле.
– Ты на меня не сердишься?
– Конечно нет! – Я быстро целую его, и вокруг нас тут же раздаются свист и улюлюканье.
А потом возникает неловкая ситуация. Все поспешно начинают собирать сумки и блокноты и идут к двери.
– Погодите! – Эй-Джей поднимается с дивана. – Разве все прочитали стихи?
– Все, кроме Кэролайн, – уточняю я, показывая на подругу. Но Эй-Джей, кажется, совсем меня не слышит. Он уже достал из-под рубашки ключи и направляется к двери, чтобы ее отпереть. Кэролайн мотает головой, давая понять, что отнюдь не расстроена. Ей все равно совсем не хотелось читать.
Мы все вдевятером тихо поднимаемся по лестнице, пересекаем сцену и выходим из театра. Все прощаются и разбредаются кто куда, но мы с Эй-Джеем не спешим уходить.
Обнимаю его за шею и поднимаю на него глаза. Меня переполняет ощущение полной эйфории. Жизнерадостности. Такое чувство, будто мы вернулись в бассейн и плаваем в нем, целуемся, болтаем, смеемся. Мы одни, и вокруг никого. Мы больше не держим нашу любовь в секрете. Невероятно.
– Подвезти тебя домой? – спрашиваю я, ныряя пальцами ему в волосы. – Сможешь понаблюдать, как я уезжаю, и проверить, не залезу ли я тайком к тебе в спальню.
– А у тебя есть такие планы? – спрашивает он, опустив ладони мне на талию.
– Само собой, – заверяю я. Трудно сказать, откуда во мне взялась эта уверенность, но она кажется чем-то очень правильным.
– Что ж, хорошо. – Он расстегивает мою куртку до самого низа и вновь обнимает и притягивает к себе – на этот раз гораздо крепче. А потом целует – нежнее и жарче, чем в прошлый раз, а я обвиваю руками его шею и думаю о том, как было бы здорово, если бы этот поцелуй никогда не заканчивался. Даже представить себе не могу, как отвезу Эй-Джея домой, пожелаю доброй ночи и уеду.
– Слушай… – шепчу я, и голос у меня дрожит, но совсем не от холода. – Кажется, мы забыли погасить лампы.