До последнего слова

Дом Эмили маленький, но с виду довольно милый. Он больше напоминает загородный коттедж, обнесенный белым деревянным забором. Посреди лужайки растет высокий, мощный дуб, а с самой толстой его ветки свисают самодельные качели – шина на веревке. Дом выкрашен белой краской с ярко-голубыми ставнями и отделкой, выглядит он таким нарядным, что трудно поверить, что за этими голубыми дверями кто-то может болеть или грустить.

– Спасибо, Сэм, – тихо благодарит Эмили, выбираясь из машины. Эй-Джей подходит к ней, обнимает, и она утыкается лицом ему в грудь. Он говорит что-то, но я не слышу, а она приподнимается на цыпочках и целует его в щеку.

Потом он садится рядом со мной на переднее сиденье, и мы вместе наблюдаем, как Эмили заходит в дом.

– Спасибо, – говорит он. – Очень круто, что ты согласилась помочь.

– Да ладно тебе.

Стоп. Так он не останется с Эмили? Мне опять придется фокусничать с одометром у него на глазах?

– Как она, ничего? – спрашиваю я, отъезжая от дома Эмили.

– Ох, не знаю, – говорит Эй-Джей и надолго замолкает, глядя в окно. – У ее мамы четвертая стадия рака легких, – наконец сообщает он.

У меня нет слов. Мне любопытно побольше узнать о маме Эмили, но я не хочу донимать Эй-Джея расспросами, а он, судя по всему, не стремится делиться со мной подробностями, поэтому следующие несколько кварталов извилистого спального района мы проезжаем молча, а потом возвращаемся на шоссе. Эй-Джей просит свернуть направо – видимо, его дом где-то неподалеку, затем снова отворачивается к окну.

Мне грустно, что у него есть девушка, но, наблюдая за ним, я убеждаюсь в том, о чем и раньше догадывалась: он славный парень.

– Давно вы уже встречаетесь? – спрашиваю я.

– Мы не встречаемся, – не глядя на меня, отвечает он. – Мы всего лишь друзья. Очень близкие друзья, вот уже много лет.

Так они просто друзья.

Мне вдруг вспоминается, как в тот день, когда мы спустились вместе в «Уголок поэта», он попросил пока не говорить с ним о дружбе.

Внезапно он встряхивает головой, выпрямляет спину и говорит:

– Ты извини. Я просто очень за нее переживаю. Это пройдет. – Он поворачивается так, чтобы лучше меня видеть. – Давай сменим тему. Мне очень понравилось стихотворение, которое ты сегодня прочла.

– Спасибо. – Вспоминаю розовый квадратный листок бумаги на дверце моего шкафчика и украдкой улыбаюсь. – У каждого внутри есть то, что не всегда хочется показывать. – Снова бросаю взгляд на одометр. На нем застыла цифра семь. – Я много думаю об этом в последнее время.

Он откидывается на спинку пассажирского кресла, и я украдкой кошусь на него. Он поглядывает на меня с искренним любопытством.

– Интересно. Обычно я начинаю гораздо лучше понимать людей после того, как они несколько раз прочтут со сцены свои стихи, но чем больше стихов ты читаешь, тем… – он замолкает, подбирая слова. – Тем сильнее разжигаешь мое любопытство.

– Прекрасно. Стало быть, мы квиты, – отвечаю я.

– Серьезно?

– Последнее время ты тоже вызываешь у меня сильное любопытство. – Сама не знаю, откуда у меня взялась эта смелость, но это признание кажется мне совершенно естественным. Поднимаю глаза на Эй-Джея. – Извини. Но ты сам виноват.

– Я? – со смехом переспрашивает он. – И в чем же?

– В том, что я столько болтаю, – говорю я, сворачиваю налево на светофоре и вливаюсь в оживленное движение, немного ускорившись. – Я решила в этом попрактиковаться.

– Ну и как успехи?

– Так себе. По-моему, сегодня я слишком разошлась.

– А что случилось? – подняв брови, спрашивает он.

– Кейтлин теперь со мной не разговаривает, потому что назвала мою прическу дурацкой, – показываю на косы, которые я попыталась заплести вокруг головы, потому что утром мне захотелось чего-то нового. – А я вместо того, чтобы пойти в туалет и все переделать, как обычно поступала, сказала ей на это, что она жутко переборщила с румянами и теперь похожа на мима.

– Ну что ж, раз она похожа на мима, то вполне логично, что она с тобой не разговаривает, – замечает Эй-Джей.

Чуть не складываюсь пополам от хохота.

– Надо было ей так и сказать, – говорю я сквозь смех. – Пожалуй, я поступила скорее как стерва, а не как болтушка, да?

– Возможно. Но не волнуйся – ты скоро освоишь это искусство. – Он снимает мой телефон с держателя. – Хочешь, включу музыку? А то тишина уж очень неловкая, – с усмешкой говорит он.

Обычно меня очень раздражает, когда чужие люди начинают копаться в моей музыке: я считаю ее чем-то очень личным, так что для меня это все равно что копаться в моем ящике с нижним бельем, но сейчас я почему-то говорю «Ну конечно!» в ответ на предложение Эй-Джея и сообщаю ему свой пароль, как будто в этом нет ничего необычного. Краем глаза наблюдаю, как он скользит пальцем по экрану моего смартфона. И отчего-то у меня не возникает желания вырвать телефон у него из рук.

– Хм… – протягивает он.

– Что такое?