Дни в Бирме

Это были первые его слова, в которых имелась хотя бы тень смысла, и они задели Элизабет. Однако она ответила ему с той же веселой легкостью, как и раньше, а затем проводила его до двери. В гостиную вернулась миссис Лэкерстин, втянула носом воздух и тут же велела слугам вынести вонючую шкуру из дома и сжечь.

Флори топтался у своих ворот, делая вид, что кормит голубей. Он не мог отказать себе в пытке смотреть, как Элизабет поедет кататься с Верраллом. Как вульгарно, как жестоко она обошлась с ним! Ужасно, когда у людей не хватает порядочности даже выяснить отношения. Вскоре к дому Лэкерстинов подъехал на белом пони Верралл, а за ним – конюх на каштановом, и через некоторое время Верралл показался с Элизабет – он на каштановом пони, она на белом – и они вдвоем поскакали вверх по склону. Они болтали и смеялись, ее плечо в шелковой рубашке почти касалось его. Ни он, ни она не взглянули в сторону Флори.

Когда они исчезли в джунглях, Флори стал слоняться по саду. Жара начинала спадать. Мали сидел на корточках, выкапывая английские цветы, засохшие от солнца, и высаживая бальзам, петушьи гребешки и новые цинии. Час спустя в ворота Флори вошел невеселый темнокожий индиец в набедренной повязке и лососево-розовом тюрбане, с корзиной на голове. Поставив корзину на землю, он поклонился Флори.

– Ты кто?

– Книг-валла[94], сахиб.

Книг-валлы были бродячими книжными менялами, которые ходили от станции к станции по всей Верхней Бирме. У них можно было выменять любую книгу, доплатив за каждую четыре анны. Однако брали они не всякую книгу. Книг-валла, пожаловавший к Флори, хоть и не умел читать, был научен печальным опытом не брать Библию.

– Нет, сахиб, – сказал он жалобно, покрутив с сомнением «книгу книг» в темных тощих руках, – нет. Эта книга… эту книгу с черной обложкой и золотыми буквами, я ее не возьму. Не знаю, в чем дело, но ее мне дают все сахибы, а сами не берут. Что может быть такого в этой черной книге? Что-то дурное, это точно.

– Показывай свою макулатуру, – сказал Флори.

Он стал рыться в книгах в поисках хорошего триллера – Эдгара Уоллеса, Агаты Кристи или чего-то подобного; чего угодно, лишь бы отвлечься и усмирить свое беспокойное сердце. Пока он был занят этим, мали с книг-валлой стали голосить о чем-то, показывая в сторону джунглей.

– Декко![95] – сказал мали своим заплетавшимся языком.

Из джунглей вышли два пони. Без седоков. Они затрусили вниз по склону с потешно-виноватым видом домашней скотины, убежавшей от хозяина; под брюхом у них болтались стремена.

Флори застыл, бессознательно прижав к груди книжку. Верралл и Элизабет спешились. И это не было случайностью – даже самое смелое вображение не допускало мысли, что Верралл свалился с пони.

Они спешились, а пони убежали. Спешились зачем? Ох, что за глупый вопрос! Двух мнений здесь быть не могло; он все понял. Он так и видел все это, во всех нестерпимо непотребных подробностях, словно его посетила галлюцинация. Бросив книжку оземь, он направился в дом, огорчив книг-валлу. Слуги слышали, как он мерит шагами комнату, а вскоре он велел принести бутылку виски. Он глотнул из горлышка, но ему не полегчало. Тогда он наполнил высокий бокал на две трети, добавил немного воды и выпил в один присест. Не успело тошнотворное пойло дойти до желудка, как он налил и выпил второй бокал. Как-то раз, несколько лет назад, он делал так в лагере, мучаясь зубной болью, когда ближайший зубной находился за три сотни миль. В семь часов, как обычно, заглянул Ко Сла, сказать, что ванна готова. Флори растянулся в шезлонге, сняв куртку и расстегнув воротник рубашки.

– Ваша ванна, такин, – сказал Ко Сла.

Флори не ответил, и Ко Сла тронул его за руку, думая, что тот спит. Но Флори был мертвецки пьян. По полу покатилась пустая бутылка, оставляя за собой капли виски. Ко Сла позвал Ба Пе и взял с пола бутылку, цокая языком.

– Только глянь на это! Выпил почти полную!

– Как, опять? Я думал, он завязал.

– Наверно, дело в той проклятой бабе. Теперь нам надо аккуратно отнести его. Ты бери за ноги, а я – за голову. Вот так. Поднимай!

Они перенесли Флори в другую комнату и осторожно положили на кровать.

– Он действительно женится на этой ингалейкме? – сказал Ба Пе.

– Кто его знает. Сейчас она гуляет с молодым офицером полиции, так мне сказали. Нам их нравов не понять. Но кажется, я знаю, чего ему захочется ночью, – добавил он, снимая с Флори подтяжки.

Ко Сла владел искусством, необходимым для слуги холостяка, раздеть хозяина, не разбудив. Остальные слуги скорее обрадовались, чем огорчились, увидев, что хозяин вернулся к холостяцким привычкам.

Флори проснулся около полуночи, голый и весь в поту. В голове у него словно пульсировал металлический многогранник с острыми углами. Сквозь москитную сетку Флори увидел, что у кровати сидит молодая негритянка и обмахивает его плетеным веером. У нее было приятное лицо, золотисто-бронзовое в свете свечей. Она объяснила, что работает проституткой, и Ко Сла привел ее под свою ответственность, дав десять рупий. Голова у Флори раскалывалась.