Дни в Бирме

Ма Кин теперь впервые слушала о «другом деле», связанном с атакой Ю По Кьина на доктора Верасвами. Как бы Ю По Кьин не насмехался над умом жены, он обычно рано или поздно доверял ей свои секреты. Она одна из его ближайшего окружения не боялась его, и потому он испытывал удовольствие, хвалясь перед ней своей изобретательностью.

– Ну, Кин Кин, – сказал он, – видишь, как все пошло по плану! Уже восемнадцать анонимок, одна другой лучше. Я бы прочитал кое-что тебе, если бы думал, что ты в состоянии их оценить.

– А если европейцы не поведутся на твои анонимки? Что тогда?

– Не поведутся? Аха, как же! Думаю, я знаю кое-что о европейском складе ума. Позволь сказать тебе, Кин Кин, если я в чем и знаю толк, так это в анонимках.

Это была правда. Письма Ю По Кьина уже возымели эффект и главным образом повлияли на свою главную цель, мистера Макгрегора.

Всего двумя днями ранее мистер Макгрегор весь вечер ломал голову над тем, повинен или не повинен доктор Верасвами в антиправительственных замыслах. Речь, конечно, не шла о каком-либо противоправном действии – дело было в другом. Требовалось решить, может ли доктор в принципе придерживаться подстрекательских взглядов? В Индии человека судят не по поступкам, а по положению. Малейшее подозрение благонадежности могло погубить чиновника-азиата. Но мистер Макгрегор был на редкость справедливым человеком, чтобы осудить, походя, даже азиата. Он до полуночи просидел над ворохом конфиденциальных бумаг, включавшем и пять недавно полученных анонимных писем, помимо двух других, которые передал ему Вестфилд, сколотых вместе колючкой кактуса.

И письмами дело не ограничивалось. На доктора клеветали со всех сторон. Ю По Кьин прекрасно понимал, что просто назвать доктора мятежником мало – требовалось всячески подорвать его репутацию. Доктору вменялось не только подстрекательство, но и вымогательства, изнасилования, пытки, проведение незаконных операций, операций в совершенно пьяном виде, убийства посредством ядов и колдовства, а кроме того поедание говядины, продажа убийцам свидетельств о смерти, ношение обуви в пределах пагоды и сексуальные домогательства юного барабанщика из военной полиции. Любому человеку, прочитавшему подобное, рисовался этакий гибрид Макиавелли, Суини Тодда и маркиза Де Сада. Поначалу мистер Макгрегор старался не обращать на это внимания. Он достаточно повидал подобных махинаций. Но в последней анонимке Ю По Кьин придумал нечто такое, что превзошел сам себя.

Это касалось побега из тюрьмы Нга Шуэ О, бандита. Нга Шуэ О, отбывший половину семилетнего срока, уже не первый месяц готовил побег, и для начала его друзья на воле подкупили одного из индийских тюремщиков. Тюремщик, получив авансом сотню рупий, написал заявление на отпуск с целью навестить умирающего родственника, и несколько дней надрывался в борделях Мандалая. Время шло, а день побега все откладывался; тюремщик тем временем до того прикипел к борделям, что решил подзаработать еще немного, раскрыв заговор Ю По Кьину. А Ю По Кьин, разумеется, решил повернуть это в свою пользу. Он сказал тюремщику держать язык за зубами, пригрозив разоблачением, а затем, в самую ночь побега, когда уже было поздно принимать какие-то меры, послал очередную анонимку мистеру Макгрегору, предупреждая его о попытке побега. Излишне говорить, что в анонимке указывалось, что побег готовится с попущения управляющего тюрьмой, доктора Верасвами, получившего взятку.

Утром, когда сбежал Нга Шуэ О (к тому времени он был уже далеко, плыл по реке в сампане, который подогнал ему Ю По Кьин), в тюрьме поднялся переполох, тюремщики и полицейские сбились с ног. На этот раз мистера Макгрегора проняло. Кто бы ни написал письмо, он должен был иметь отношение к побегу, и, вероятно, говорил правду о причастности доктора. Это было очень серьезное обвинение. Тюремный суперинтендант, дающий за взятку сбежать преступнику, способен на все. И потому (пожалуй, логическая связь тут хромала, но Макгрегор не заострял на этом внимания) обвинение в подстрекательстве, что в первую очередь и вменялось доктору, показалось ему гораздо более убедительным.

В то же время Ю По Кьин вел атаку и на других европейцев. Флори, который дружил с доктором и был главным гарантом его престижа, удалось отпугнуть довольно легко. С Вестфилдом пришлось повозиться. Вестфилд, как полицейский, немало знал о Ю По Кьине и вполне мог расстроить его планы. Полицейские и судебные – это естественные враги. Но Ю По Кьин знал, как даже это обстоятельство повернуть в свою пользу. Он обвинил доктора (разумеется, анонимно) в сговоре с печально известным негодяем и взяточником, Ю По Кьином. Этого Вестфилду хватило. Что же касалось Эллиса, ему не требовалось никаких анонимок – едва ли кто мог относиться к доктору хуже, чем он.