Ваня любил усесться перед больничным телефоном и отвечать на звонки.
— Наркология, — он ставил ударение на последний слог, сколько бы его ни поправляли.
Потом Иван внимательно слушал исповедь жены, или тещи, матери или сестры. Выслушав, срывался на крик:
— Кодировать его, подлеца! Не соглашается?! А в дыню! Хотите, я трех грузчиков пришлю? Какой у вас этаж? Пятый? Возьмем с вас как за транспортировку рояля. Что? У вас лифт есть. Хорошо, тогда как за погрузку холодильника. Машина? Есть, конечно, не беспокойтесь. Грузовая. На легковой хочет? Это будет стоить в два раза дороже. Ну что, высылать грузчиков?
На том конце провода изумлялись Ваниному напору и просили время подумать.
— И думать нечего, — наваливался на них всей тушей Егорычев, как медведь на кроликов, — я с вас с живых теперь не слезу, пока мы этого пьянчугу не зашаманим.
— Эх, Ваня, Ваня, — прятал улыбку в углах рта Сан Саныч, — работал бы ты у нас, мы бы все уже на «ленд-роверах» ездили.
Все подчиненные Вани ждали как ворон крови, когда же он запьет, и под любым предлогом пытались всучить ему рюмку с водкой. Однако Иван Тихонович посылал их подальше и нещадно увольнял таких доброхотов. Когда же Егорычев запивал, то все его работники принимались не щадя живота своего воровать и тырить. Из торговых палаток выносилось все, вплоть до лампочки под потолком и плакатов с голыми бабами. А самый честный Ванин торговец решил умыкнуть и саму палатку, но, грузя ее на КамАЗ, не рассчитал своих возможностей и заработал себе паховую грыжу. Потом он даже хотел подать на Егорычева в Европейский суд в Гааге и требовал денежную компенсацию за рабский труд и несоблюдение правил техники безопасности. За два месяца ударной работы несунов и грабителей на месте Ваниной империи оставались только выбеленные солнцем руины, да тлело пепелище в прямом и переносном смысле: часто варвары подпускали красного петуха, чтобы окончательно замести следы.
— Как же ты поднимаешься-то? С самого-то дна? Объясни, Вань? — приставал Сан Саныч.
— Обыкновенно, — пожимал плечами Егорычев, — поставщики меня знают, партнеры тоже. Дают взаймы тысячу баксов — и вперед. Работы у нас — непочатый край, только знай горбать.
— Нельзя же с нуля так раскрутиться, — не мог поверить Бобрищев, — может, у тебя заначка была? Маленький такой счетик на пару миллионов долларов? А?
— Нет, Сан Саныч, я осенью до креста допился. Даже на метро денег не было, пешкодралом добирался. А завтра я торговый центр открываю. Через пару месяцев ждите.
Через два месяца состоялось явление Вано народу. Дверь распахнулась, и в нее вразвалочку вписался сияющий Ванюша. В правой руке у него болтался странный предмет размером с коробку из-под торта, весь увитый проводами, сверху торчала хреновина, напоминающая телефонную трубку.
— Не идет, а пишет, — съязвил Сан Саныч, — Ваня, а что у тебя в руке? Бомба?
— Сотовый, — гордо пробасил Егорычев и поставил мобильник первого поколения рядом с городским телефоном.
Первая мобила была в три раза больше обычного телефона и напоминала аппарат времен Гришки Распутина.
— Шесть тысяч баксов в месяц за обслуживание плачу, — кивнул Иван Тихонович на мобилу, — в Москве только у тридцати человек такие.
— А в чем прикол-то? — не поняли наркологи.
— Я могу позвонить с него и принять звонок из любого места, — расплылся в широкой улыбке Ваня, — сигнал идет из космоса.
— Из самого космоса? — улыбнулся Сан Саныч.
— Из тратосферы.
— «Тратосфера» от слова тратить? — невинно поинтересовался Бобрищев.
Ваня солидно кивнул.
Еще через месяц Егорычев подогнал к диспансеру шестисотый «мерседес». Все сотрудники высыпали на улицу полюбоваться на Ваниного белого «мерина».
— Виндал — миндал, — Ваня стал гоголем ходить вокруг своего «мерса», — новенький, муха не сидела.
— Хорош, — завистливо охали люди в белых халатах.
— Хотите в нем посидеть? — расщедрился Иван Тихонович.
— Конечно.
— Но чуни придется снимать, — сразу предупредил Егорычев, — в обувке вы мне тут наследите.
Врачи и медсестры стали по очереди усаживаться на водительское кресло, предварительно снимая обувь и оставляя ее на асфальте. Бобрищев сплюнул на газон и отвернулся.
— Сан Саныч, а ты? — забеспокоился Ваня.
— Не интересуюсь, — не поворачиваясь, отрезал Бобрищев.
— Почему?
— Даже в храме обувь не снимают.
— В сапожищах не пущу, — уперся Иван Тихонович.
— Не больно-то и хотелось.
Следующая встреча состоялась через год. Ваня лежал на пороге диспансера без сознания, грязный и избитый в телогрейке на голое тело. Пришлось вызвать «скорую» и отправить Ваню на хирургический стол. Потом закодировать на год. Все повторялось сначала.
В очередной раз Ванятка возник на «кадиллаке» в окружении десяти девиц небесной наружности и заявил, что планирует прикупить себе особняк, потому что владение холдингом ко многому обязывает.
— И где ты таких красавиц находишь? — стал пускать слюни Бобрищев.
— У меня работников-то мно-о-о-ого, — сыто улыбался Ваня, — а работниц еще больше.
— Сколько же тебе такая красота в месяц обходится? — из чисто спортивного интереса допытывался Сан Саныч.