Диверсант

Перед самыми боями под Орлом Румянов особенно энергично трудился. Он узнал всю подноготную состава полка. И доложил наверх ряд сведений. Например, что у начальника штаба полка зять — немец, у взводного из первой батареи репрессирован отец, а у санинструктора из первой батареи брат оказался на территории, занятой врагом… Он работал усердно, искренне старался ничего подозрительного не проморгать. Но перед самыми боями на Курской дуге в районе Понырей случилось такое, что в корне изменило его, в общем-то, успешную службу, круто поломало карьеру.

Поздним вечером в просторной землянке, в присутствии многих офицеров командир полка, получивший за бои в Сталинграде звание Героя Советского Союза, поднял за ножку табуретку и ударил ею по плечу особиста. Замахнувшись снова, произнес:

— Будешь доносить на моих командиров? Выискивать, что не следует? Завтра в бой. В смертельный. Будешь? Тогда…

Румянов понял, что с ним случится тогда. Пробормотал: «Нет, нет, нет»… Но еще до боя его отправили в глубокий тыл. Почему начальство не заступилось за него, не поддержало? Так, может, даже там, среди начальства «Смерша», были люди думающие, как командир полка? А может, он действовал неловко, неумело, и надо было работать потоньше, похитрее?

Уже в глубоком тылу, в управлении военного округа, он узнал, что в страшных июльских боях на Курской дуге под Понырями бывший его полк был разбит. Его командир Герой Советского Союза, а также начальник штаба и замполит, как и десятки бойцов, сержантов и офицеров, погибли. А вот шофер-таксист, что привез к эшелону папиросы с фабрики «Ява» скончался на руках строптивого юного комбата.

А он, старший лейтенант Румянов, молодой, рассчитывающий на удачную карьеру, оказался в тыловом военном округе и должен чувствовать на себе насмешливые, издевательские взгляды девушек из госпиталя и слышать их ядовитые слова. А ведь он искренне хотел и теперь особенно сильно хочет отличиться там, в боевой обстановке. Как же этого добиться? Как? Разве исполнится его желание здесь, так далеко от фронта, в городе, где нет затемнения?!

С таким непреходящим чувством досады он и пришел в очередной раз в окружной госпиталь вместе с другими офицерами штаба, чтобы расследовать самоубийство ранбольного Савичева. Да, он будет предельно внимательным, зорким, дотошным и раскроет это преступление…

Однако оказалось, что его ожидало дело куда более важное, загадочное и трудное, которое могло решить его дальнейшую карьеру. Даже судьбу.

Глава шестая ЦИФРЫ, ЦИФРЫ, ЦИФРЫ

Госпиталь лихорадило. Проверяющие из штаба и политуправления военного округа, от командования гарнизона продолжали расспросы и допросы. Показания давали многие — от начальника заведения и врачей до санитарок и уборщиц. Но никакого умысла в проступке медсестры пока обнаружено не было. Большинству стало ясно, что девушка, девчонка-кокетка, непреднамеренно совершила непростительную глупость и должна быть строго, даже строжайше наказана. И само собой разумеется, прежде всего повинно руководство лечебного заведения, распустившее персонал. Из рук вон плохо его воспитывало, учило, инструктировало и консультировало. Следовательно, должно быть примерно наказано. Никто из персонала не оправдывался, все до уборщицы включительно признавали свою вину.

Такие самокритичные ответы облегчали расследование и, помимо наказания непосредственной виновницы — медсестры, сулили крупные неприятности руководству госпиталя. Если начальника и замполита не снимут, то по звездочке на погонах они могут лишиться.

Допрашивали и медсестру Катю как ближайшую подругу виновницы трагедии. Как могла она пыталась объяснить, нет, не оправдать, а только объяснить оплошность Лиды: это случайная забывчивость, а вообще-то она внимательная и добросовестная, ее любят больные. Но все попытки разжалобить проверяющих ничего не дали. Катя волновалась, переживала, даже плакала, но встречала лишь укоризненные, холодные взгляды. Ей строго сказали, что не следует покрывать преступницу и, таким образом, оправдывать ее действия. Катя умолкла.

Но переживай не переживай, а работать надо, ко времени обходить палаты, давать лекарства, менять повязки, следить за состоянием ранбольных. Причем после трагической ошибки Лиды все делать особенно внимательно и ответственно. И, конечно, поскорее побывать у своего самого трудного и загадочного пациента без имени и фамилии, а только с какой-то кличкой — Бездок.

Из головы не выходило его неожиданное и странное превращение во время той мальчишеской игры с доктором Гальпериным-Бережанским.

И здоров же человек без документов. Богатырь. Но Катю особенно поразило сознательное выражение его лица, избитого, израненного, с одним глазом и вдруг улыбающегося. Его голубой глаз светился. Катя обратила внимание, что при новой встрече Бездок как будто шептал. Да-да, губы его шевелились. Их движения повторялись, и она решила, что он произносит одни и те же не слышные ей слова. Скорее, цифры.